DmitryScherbinin
|
| администратор
|
Сообщение: 3
Награды:
|
|
Отправлено: 23.04.08 12:21. Заголовок: М.В. Исаковский "Слушайте товарищи"
Вот какую интересную информацию прислал мне человек скрывающийся под псевдонимом Dirk (к сожалению, я не знаю его настоящего имени) "Я нашёл сборник стихов Исаковского за 1947-й год, и там в этом стихотворении на один куплет больше. Этот куплет (я его полностью точно перепечатал) должен идти после ВТОРОГО: Слушайте ж, товарищи! Мы умрём, как воины, Мы достойно сложим Головы свои. Жалко только волюшки, Во широком полюшке, Жалко солнца на небе, На земле - любви... М. Исаковский "Избранные стихи и песни" Издательство "Московский рабочий", Москва, 1947." Таким образом, полная версия стихотворения должна звучать так: М.В.Исаковский Слушайте, товарищи... - Слушайте, товарищи! Наши дни кончаются, Мы закрыты - заперты С четырех сторон... Слушайте, товарищи! Говорит, прощается Молодая гвардия, Город Краснодон. Слушайте ж, товарищи! Мы умрём, как воины, Мы достойно сложим Головы свои. Жалко только волюшки, Во широком полюшке, Жалко солнца на небе, На земле - любви... Все, что нам положено, Пройдено, исхожено. Мало их осталося - Считанных минут. Скоро нас, измученных, Связанных и скрученных, На расправу лютую Немцы поведут. Знаем мы, товарищи, - Нас никто не вызволит, Знаем, что насильники Довершат свое, Но когда б вернулася Юность наша сызнова, Мы бы вновь за родину Отдали ее. Слушайте ж, товарищи! Все, что мы не сделали, Все, что не успели мы На пути своем,- В ваши руки верные, В ваши руки смелые, В руки комсомольские Мы передаем. Мстите за обиженных, Мстите за униженных, Душегубу подлому Мстите каждый час! Мстите за поруганных, За убитых, угнанных, За себя, товарищи, И за всех за нас. Пусть насильник мечется В страхе и отчаянье, Пусть своей Неметчины Не увидит он!- Это завещает вам В скорбный час прощания Молодая гвардия, Город Краснодон. 26 октября 1943
|
Наталья Захарова
|
| постоянный участник
|
Сообщение: 105
|
|
Отправлено: 14.07.08 09:04. Заголовок: отрывок из стихотвор..
отрывок из стихотворения Надежды Цыплаковой О Киме Костенко МАТЕРИНСКИЙ ПОКЛОН .......................... Посвящается моему отцу и дяде - журналистам Ким был в краю, где Каменка журчала, И Краснодона мирные огни Порой гостеприимно привечали Его в командировочные дни. Беседовал с шахтерами, надеясь Из первых рук о подвиге узнать, Те говорили: «Написал Фадеев – Какой резон его опровергать? Да, подвиг был, как написал писатель – Жаль погубили всех их, молодых… А кто герой там был, а кто – предатель, Какая разница теперь для нас живых?» «Их чтят и помнят в каждом нашем доме- В Истории – навечно имена»,- Сказали недвусмысленно в обкоме – «Списала все неточности война» А оттепель хрущёвская кончалась, И впереди – застой на много лет, Когда Костенко вовсе не случайно Пришел в небезопасный Комитет. Он попросил, чтоб дело показали О краснодонцах. «Мы не знаем вас. Нельзя»,- под дулом глаз ему сказали, «И пусть Москва вам разрешенье даст». Потом еще не раз не допускали- Пришлось в Москву и в Киев позвонить… Но наконец-то папки с делом дали: «Секретно» - гриф и «Вечно» -гриф хранить. Начальник, Киму очертив границы, Сел так, чтоб все движения учесть: «Какие строки и какой страницы Какого тома нужно вам прочесть?» Ким отвечал: «Мне нужен Третьякевич- В его душевных нитях потайных Мне б разобраться.» (В книге он – Стахович, Предавший и сгубивший остальных). Ким стал читать, и опалило жаром Войны. А за окном – холодный ветер выл… …Не Кошевой был в группе комиссаром, А Третьякевич комиссаром был… «Самолюбивый выскочка, злодейски Он предал, он – без чести существо…»,- Так жестко в книге написал Фадеев, И версию все приняли его Без оговорок. Ненависти пламя Семью сжигало в злобной клевете, Мать пробиралась к кладбищу ночами, К могиле сына плакать на плите… «Предателя семья!» - все тяжелее В людской молве жестокая струна… И с каждым годом яростней и злее Презренья бессердечная стена… Вдруг на могиле звездочку сорвали – Сорвали имя. (В книге ж он – изгой) Награды, им заслуженной, не дали – Не может быть предателем герой. …Ким все читал и краснодонцев тени Вставали рядом в лихолетье лет… Был командиром «Гвардии» Туркенич – Про это в книге и полслова нет… Но почему? За что же, эдак скверно Писатель эту роль нам показал? Туркенич – был советским офицером – Из лагеря немецкого бежал. По сталинским указам он – предатель (Советский реализм ли виноват, Что вдохновитель «Гвардии», создатель Ее был не у дел и без наград?). Еще в романе были две подружки «Дешевых» - для гестаповцев своих… Лишь в девяностых встретились старушки, Пройдя сквозь тюрьмы, где гноили их, Пройдя через инсульты и инфаркты, От издевательств «книжников» устав… Потом бумажка: «Не имеем фактов – Не найден преступления состав». Их жизнь прошла меж камер и решеток, В плену жестокой лагерной молвы Они прожили век с клеймом «дешевок», Всю жизнь не поднимая головы… Когда потом, в конце шестидесятых, В газете Ким все это рассказал, В стране был шок. Но нету виноватых – Писатель книгу второпях писал, А, значит, ошибаться мог порою (Он тоже, в общем, смертный человек!): Мог приписать предательство Герою, И очернить его семью навек. Наверно, мог. Его задача – подвиг, В детали не вдаваясь, показать – Страна прочтет и примет и исполнит Призыв меж строк : простить иль наказать. За книгой – судьбы - в ней полно фамилий, Характеристик – их любой найдет, И в благородной ярости всесильной Все сокрушит читатающий народ – Романтик, слепо верящий искусству, Бездумно. (Разобраться б кто помог), Какое в сердце испытает чувство К предателю, скулящему у ног? Из фильма были вырезали сцены Допросов и предательств, и измен… Какой монетой заплатили цену Изгоям, приподнявшимся с колен Позора, навороченного книгой, Размноженного фильмом до небес, Стегавшего, как плетью, черной кривдой, Будившего жестокий интерес?.. Навечно святы в памяти народа Героев настоящих имена. Война уходит дальше год от года… …И остается в памяти весна, Когда приехал Ким с своей брошюркой (Ее «пробить» так было тяжело!) В корреспондентской кожаной тужурке В недальнее луганское село, Где Вити Третьякевича родные В опале жили, и седела мать От горькой незаслуженной обиды – Не пережившим это - не понять… Его встречали славно – хлебом-солью У низкого осевшего крыльца, Как будто бы придавленного болью От ран войны, оплавившей сердца Живых, родством ответственных за павших, И павших, жизнь отдавших за живых, Легендой вечной для грядущих ставших И ставших вечной скорбью для родных… Сердечно мать благодарила Кима За журналистский труд, за непокой, За Истину, вернувшую ей сына Героем из жестокости людской. Мать плакала и сдержанно смеялась, Как будто снова родилась на свет, В слезинках тихо пробивалась радость, И все шептала: Жаль, что Вити нет… А провожая, словно бы светилась, (Они по сельской улице пошли), Прощаясь с Кимом, низко поклонилась, От сердца поклонилась, до земли… А улица бежала и бежала – Прямая – и длинна, и зелена… А Мать в поклоне низком все стояла, Как памятник… Так кланялась она Защитнику, вернувшему ей сына, Стране – Героя, из потоков зла, Бездушья и чиновного засилья, Когда в душе надежда умерла… Пишу о старых журналистских кадрах – Заступниках тех маленьких людей, Которые в чиновничьих преградах, Толкутся безнадежно у дверей. Кто им вернет надежду и опору? Как парус в бурю даст газетный лист? Защитой будет, помощью их скорой? Лишь настоящий, честный журналист.
|