Тоже согласен с Лёлькиной мамой
.
Вместе с тем хотел бы привести большой отрывок из книги В.Г. Боборыкина "История создания романа А.А. Фадеева "Молодая гвардия" (заодно и сам перечитаю):
"Трагичнее всего было то, что первый же удар гитлеровцев пришелся по самому центру организации. "Молодая гвардия" лишилась одного из руководителей - Виктора Третьякевича и представителя партийной группы - Евгения Мошкова. Начальник штаба Ваня Земнухов, узнав об аресте товарищей, отправился в полицию выручать их и тут же был схвачен сам. Остальные члены штаба приняли правильное решение - всем уходить из города. Но многим ребятам не верилось, что ведущей тройке их боевого содружества уже не вырваться из рук врага. Они ждали ее возвращения и ничего не делали, чтобы спастись самим. Даже тогда, когда в тюрьму одного за другим стали бросать ребят, те из них, которые еще оставались на свободе, не знали, на что решиться: покинуть ли город, попытаться ли помочь арестованным или добровольно разделить их участь.
Чувство преданной дружбы за эти месяцы настолько спаяло ребят, что многие из них считали бесчестным спасать свою жизнь, в то время как другие мучаются в тюрьме. А некоторые, лишившись своих друзей и подруг, испытывали такую невыносимую бесприютность, такое одиночество, что им не страшны казались ни аресты, ни истязания.
Шуру Дубровину арестовали на одиннадцатый день. Ночь она провела в тюрьме. Видела, как допрашивали и пытали ее товарищей и родителей тех ребят, которые успели скрыться. А утром ее неожиданно выпустили. В тот же день с Анной Васильевной Пегливановой она понесла передачу своей лучшей подруге, Майе, и слышала, как полицаи вновь собираются отправиться за ней, чтобы исправить свою ошибку. Анна Васильевна уговорила ее немедленно бежать, но, вернувшись домой, застала девушку у,себя. "Я должна быть там, где все девочки,- заявила ей Шура. - К тому же немцы могут забрать папу и маму, а они старенькие, их будут мучить. Лучше я сама пойду в полицию"'.
Не пытались избежать ареста Виктор Лукьянченко, Сергей Левашов, Толя Орлов. Юра Виценовский и Анна Сопова готовили побег товарищей, но в конце января сами попали в руки гитлеровцев.
Неопытные и вместе с тем полные глубокого человеческого благородства, ребята оказались после первого провала довольно легкой добычей полицейских ищеек. Но арестовать молодогвардейцев еще не значило одержать над ними победу. В тюрьме они снова были вместе и снова начали борьбу. То самое чувство дружбы, которое удерживало их в городе, даже в часы, когда, уже бессильные помочь товарищам, они вправе были подумать о себе, питало их мужество на допросах и во время пыток. Оно помогло им "не узнавать" друг друга на очных ставках, отрицать какие-либо подпольные связи и вообще не отвечать на вопросы фашистских следователей.
Невероятное упорство молодогвардейцев выделило их группу из числа арестованных, не причастных к подпольной деятельности. И после того как были выпущены случайно задержанные люди и юные подпольщики остались одни перед лицом своих палачей, гестаповцы окончательно озверели. Но и ребята успели настолько закалиться в этой борьбе, что их уже не могли сломить никакие мучения. Они перестали отрицать свое участие в подпольной работе и открыто выражали свое презрение к палачам.
Дедушке Володи Осьмухина следователь полиции сказал: "Твой внук - партизан. На допросах ведет себя вызывающе, плюнул в лицо. И на вопрос: "Сознательно ли шел на это дело?" - ответил: "Да, я шел сознательно. Я презираю немцев. Мы их били, бьем и должны бить".
Уля Громова, когда на очной ставке с Ваней Земнуховым ее спросили, получала ли она задания от Земнухова, ответила: "Да, получала! И очень жалею, что мало сделала!,."
Женя Мошков, "избитый до полусмерти... плюнул в лицо следователю и гневно крикнул:
- Вы можете меня вешать! Слышите?! Все равно моим трупом вам не заслонить солнце, которое взойдет над Краснодоном".
Этот последний рывок юных героев в открытой борьбе и показан Фадеевым в заключительных главах романа.
Все повествование в этих главах строго документально. А многие страницы представляют едва ли не дословный пересказ воспоминаний, написанных участниками событий.
Вот несколько абзацев воспоминаний М. А. Борц и соответствующие отрывки из текста Фадеева:
Из воспоминаний Марии Андреевны Борц:
Однажды полицейский открывает дверь камеры; вталкивает девушку и со смехом говорит: "Примите ворошиловградскую артистку!" ...Девушка обвела всех присутствующих голубыми, как васильки, глазами и воскликнула весело: "А вы все здесь, вот и я, здравствуйте!" И села посередине камеры на пол. Затем ещё раз окинула взором камеру и, обращаясь ко мне, сказала: "Вы хотите сладкого? У меня есть варенье и конфеты". Я улыбнулась и сказала, что от сладкого вряд ли кто откажется. Она подсела ко мне, развернула свёрток и начала угощать окружающих конфетами. Возле меня она поставила банку с вареньем, положила печенье и воскликнула: "Вот, гады, шоколадки забрали, а главное, губную гармошку не дали. Ну все равно я потребую. Что я здесь без буду делать без губной гармошки!" Кто-то сказал: "Вряд ли придется здесь играть на гармошке! Они так сыграют на твоей спине, что сразу отобьют охоту от гармошки!" "У кого, у меня? - спросила девушка. - Никогда, - продолжала она, - вы думаете, что я буду хныкать, когда меня будут бить? Я буду сильно ругаться, называть их дураками и кричать, за что вы бьете Любку?.."
...Люба получила передачу. Мать передала ей целую корзину продуктов. Люба села на пол, поставила у ног корзину, стала извлекать оттуда содержимое, покачивала головой, смеялась и пела: "Люба, Любушка, Любушка-голубушка, я тебя не в силах прокормить!" Полицейскому она сказала: "Скажите матери, что Любка жива и здорова и просит, чтобы побольше передавала борща!"
Текст романа:
Так она и появилась, в оставшемся на ней ярко-пестром крепдешиновом платье и с этим узелком с различными принадлежностями косметики и с банкой варенья, в камере первомайцев - днем, когда шел допрос.
"Полицай" открыл дверь камеры, впихнул ее и сказал:
- Принимайте ворошиловградскую артистку!
Любка, румяная от мороза, прищуренными блестящими глазами оглядела, кто в камере, увидела Улю, Марину с мальчиком, Сашу Бондареву, всех своих подруг. Руки ее, в одной из которых был узелок, опустились, румянец сошел с лица, и оно стало совсем белым.
- Девочки, хотите варенья? - говорила Любка, усевшись посредине камеры на пол и развязывая свой узелок. - Балда! Раздавил мою губную гармошку! Что я буду здесь делать без гармошки?..
- Обожди, сыграют они на твоей спинке, отобьют охоту к гармошке! - в сердцах сказала Шура Дубровина.
- Так ты знаешь Любку! Думаешь, я буду хныкать или молчать, когда меня будут бить? Я буду ругаться, кричать. Вот так: "А-а-а!.. Дураки! За что вы бьете Любку?" - завизжала она.
Мать прислала ей полную кошелку продуктов. Любка сидела на полу, зажав ногами кошелку, извлекала оттуда то сухарь, то яичко, покачивала головой и напевала:
Люба, Любушка, Любушка- голубушка,
Я тебя не в силах прокормить...
Полицейскому, принесшему передачу, она сказала:
- Передай маме, что Любка жива и здорова, просит, чтобы побольше передавала борща! - Она обернулась к девушкам и закричала: - Дивчата, налетай!..
Почти дословно цитируя рассказы очевидцев, Фадеев излагает подробности ареста Ули Громовой, Толи Попова, Сережи Тюленина, Олега Кошевого. На основе воспоминаний родных, близких писатель воспроизводит диалоги молодогвардейцев в камерах тюрьмы, воссозданы сцены - чтение Ульяной "Демона", допросы, описывает, как девушки, избитые, искалеченные, рисовали карикатуры на ребят, чтобы подбодрить своих соседей, как гремели по всей тюрьме революционные песни, доводившие полицаев до бешенства.
Писателю не надо было преувеличивать мужество молодогвардейцев. Даже те факты, которые содержались в воспоминаниях краснодонцев, не все нашли отражение в романе.
Фадеев мог бы рассказать, как изо всех сил держались ребята накануне казни, уже зная, что палачи готовят кровавую расправу над ними, как вели себя в последние дни и часы своей жизни.
Клава Ковалёва за день до смерти писала матери:
"Дорогая мамочка!
Если папа будет жив, то пусть отомстит... по лозунгу: "Кровь за кровь, жизнь за жизнь". Домой не вернусь, спрячьте дневник. С приветом, Клава".
Ульяна Громова нацарапала на стене тюремной камеры:
"Прощайте мама,
Прощайте папа,
Прощайте вся моя родня,
Прощай мой брат любимый Еля,
Больше не увидишь ты меня.
Твои моторы во сне мне снятся,
Твой стан в глазах всегда стоит.
Мой брат любимый, я погибаю,
Крепче стой за Родину свою".
Юра Виценовский до последней минуты жизни оставался неисправимым романтиком. Он гордился тем, что палачи не могут сломить его волю, и, подражая любимым литературным героям, писал из тюрьмы шутливые и патетические записки.
Каждый из этих документов, не вошедших в роман, волнует не меньше тех, которые получили в нем отражение. Но охватить их все без исключения Фадеев не мог. Иначе роман превратился бы в сборник документов. А для писателя важны были не столько факты, сколько то, что стояло за ними, - удивительная стойкость ребят и то захватывающее чувство дружбы и трогательной заботы друг о друге, которые до последней минуты не позволяли им расслабиться и ощутить себя одинокими перед лицом смерти. И это он сумел передать с большой глубиной и силой. "