http://www.fire-of-war.ru/mg/p1122.htm# Михаил ДУДИН
Костер на перекрестке
Из поэмы "Памяти краснодонцев"
На косогор взбирается тропа,
В сырой траве желтеют черепа.
Чертополохом заросли окопы,
В воронках рваных ржавая вода,—
Здесь юности печальной навсегда
Переплелись и оборвались тропы.
Здесь тишина зловеща и пуста.
Притихшие, оглохшие места
Тревожит эхо позабытой песни...
Горевшее на медленном огне,
Простое слово, вверенное мне,
В первоначальной ясности воскресни!
Я знал страду. Я ел солдатский хлеб.
Я видел столько горя. Я ослеп.
Я разучился в воскресенье верить,
Гнилую накипь желчи и тоски
До гробовой неструганой доски
Мне никакою мерой не измерить.
Друзья мои, товарищи мои,
Для вас уже окончились бои.
Вы рассчитались полностью. Вы квиты!
Но совесть говорит мне: «Не туши
Горячий свет обугленной души.
Ты здесь один». Плакучие ракиты
Не шелестят листвой среди могил.
О, как мне этот тихий воздух мил!
И я его покоя не нарушу.
Но, может, кто-нибудь — ведь путь
далек!
Заглянет на вечерний огонек
И отведет за разговором душу.
ГЛАВА 1
Как из ведра, мешая воды с пылью,
Струистый ливень заволок простор,
Косые переломанные крылья
Над голубиной степью распростер.
Он ринулся, прихрамывая, боком,
По мостовой, по плоскости пруда.
Захлестывая горло водостокам,
Заговорила тонкая вода...
Уже летели всадники проселком,
И лошади храпели, горячи,
Когда застрявшим по пути двуколкам
Колеса подминали тягачи.
Уже росло неистово над домом
Гудение, сводившее с ума,
Мелькало пламя вперемежку с громом,
На щепки разносившее дома.
Свистел огонь. За первым поворотом,
Отыскивая щели наугад,
Уже стучал, как дятел, по воротам,
По белым палисадникам приклад...
В лиловых искрах, пламенем объятый,
Свисал карниз с причудливой резьбой.
...Прошло четыре дня. На пятый
Притих разбушевавшийся разбой.
Осел на листьях перегар и порох,
Свернулась кровь коростою в пыли.
Дорогой пыльной каменных шахтеров
По улицам пустынным повели.
Потом кладбищем, мимо колокольни,
Откосом развороченным, туда,
Где темные разрушенные штольни
Упругая заполнила вода.
И вот, с последней собираясь силой,—
Глаза в глаза, как выстрелы в упор,—
Над свежей, незасыпанной могилой
Последний поднимается шахтер.
Течет песок. Горячий воздух глохнет,
Чернеет постепенно бирюза...
Стоит Олег на косогоре. Сохнет
Сползающая по щеке слеза.
Он видел все. Он помнит все. По шляху
Проходит ветер, и клубится прах.
И, чуждый угнетающего страха,
Он сам стоит, как замогильный страх.
От солнца выцветающие прядки
Густых и мягких пепельных волос
На бледный лоб спадают в беспорядке.
В них солнце нитями перевилось.
Взгляд ясных глаз еще по-детски робок,
Но в них сейчас же вспыхнет, только
тронь,
Упрямый освещая подбородок,
Романтики пленительный огонь.
* * *
Легли на лоб недетские морщины —
Он принял вызов. Он на все готов!
Я вижу здесь рождение мужчины
Из мальчика шестнадцати годов.
Так всё мое большое поколенье
Прошло в боях кровавое крещенье.
Огнем обуреваемое, слепо
Оно рвалось в смертельные броски,
В горящие предместья Кингисеппа,
На желтые херсонские пески.
Оно спало с гранатой в изголовье
И снова в бой кидалось, не доспав,
Оно горячей исходило кровью
У ледяных днепровских переправ.
С редута на редут, неумолимо,
От темных берегов Березины,
Оно прошло, всё в черных клочьях дыма,
Под красными штандартами войны.
Прижатое вплотную к Подмосковью,
Оно все силы собирает вдруг.
Горят леса. Дымятся травы кровью,
И ты, Олег, вступаешь в этот круг.
ГЛАВА 2
В подвал ведут разбитые ступени,
Шальные звуки будоражат тишь,
Таинственные оживают тени,
Летучая шарахается мышь.
Квадрат окна, струясь, ложится на пол
И — отсветом — на темный потолок;
Он грязными подтеками заляпан,
Зеленоватой плесенью намок.
Летают золотые переблески,
Как бабочки, по кирпичам скользя.
На груде обвалившейся известки
Сидит Олег, и здесь его друзья.
Так собирались на глухие сходки
В седом дыму прокуренных квартир
Седых вождей бывалые погодки...
Проходит время, изменяя мир.
Но мне сейчас донельзя стало ясно,
Мне видно, огрубевшему в боях,
Как вечная преемственность прекрасна,
Какая кровь играет в сыновьях!
Да будет так! Да будут вечно святы
Пути борьбы до самого конца!
Здесь нет ребят. Здесь родины солдаты!
Олег встает. Мне не видать лица.
Но мне понятен в каждом честном слове,
Произнесенном твердо, наизусть,
Солдатский запах пороха и крови.
И стены отзываются: «Клянусь!»
И снова ночь на черепице стынет.
Кричит сова с глухого чердака.
Спит комендант немецкий на перине —
Он ни о чем не ведает пока.
Он может вновь с добром из Краснодона
Еще один отправить эшелон,—
Мелькнет за поворотом перегона
Мышиным глазом хвостовой вагон.
Но день пройдет. В малиновом затоне,
Сначала расплываясь и горя,
Осядет постепенно и затонет
Спокойная вечерняя заря.
И вдруг подступит смутная тревога
Из глубины, как тошнота ко рту. ...
Слепая спотыкается дорога,
В ночную упираясь темноту.
Шурша травой, перебирая прутья,
Прямой, как стрелы, белый, словно пар,
Издалека подходит к перепутью
Двойной огонь автомобильных фар.
За поворотом хрустнули колеса,
И, темноту разрезав, проплыло
Из-за кустов, обрезанное косо,
Крутое вороненое крыло.
И вот от оглушительного взрыва,
От синего гремучего огня
Оно мелькает молнией с обрыва,
И пополам ломается броня.
Колеса, отрываясь от мотора,
Летят по кругу, замедляя бег.
Ударившись о камни косогора,
Весь кузов разлетается. Олег,
Смотри сюда! По-каменному немы,
Они лежат перед тобою здесь —
Три офицера и шофер. Так все мы
Вступали в бой. Так начиналась месть.
ГЛАВА 3
Седые травы изморозь убила,
Заискрилась, алмазами горя.
Метелица под утро протрубила
В серебряные трубы января.
Мир свеж и ясен. Белая пороша
Весь городок покрыла не спеша.
А ты грустишь... Скажи, какая ноша
Тебя опять гнетет, моя душа?
Ты мечешься. Но не ищи покоя,
Я для тебя найти его не мог...
В безоблачное небо голубое
Уже струится кое-где дымок.
Как тихо и спокойно. Будет вёдро.
А лучше б ставни сорвала метель...
Хрустит снежок. Побрякивают ведра,
Скрипит оледенелый журавель.
Мир оживает медленно. На свалке,
В репейнике сухом и лебеде,
Подняли гам из-за чего-то галки,
Два голубя полощутся в воде —
Как только им не холодно! Сороки
Кричат и улетают со двора.
Идут часы — и наступают сроки.
Гремят ключи. Так вот оно — «пора»!
Вот их выводят из промозглых камер,
Выталкивают на тюремный двор
Пинками и прикладами... И замер,
И покачнулся белый косогор.
Земля слепила белизною снега,
Прозрачная струилась бирюза.
У бледного, избитого Олега
Застыли удивленные глаза.
Но только миг. Он черствых слез
не выдал,
Он их сумел до смерти пронести...
Их повели. Всему, что только видел,
Он говорил последнее «прости»:
«Прощай, земля под легкой дымкой снега,
Заборы, палисадники, дворы,
Прощай, гора,— мне никогда с разбега
На быстрых лыжах не сбежать с горы.
«Прощай, земля под легкой дымкой снега,
Стеклянная студеная вода,
Всё, что ни видел, и о чем ни слышал,
И больше не увижу никогда.
Мне ждать недолго. Время гонит миги.
Идут часы — и вырваться нельзя.
Прощайте, недочитанные книги,
Живые и погибшие друзья!
Уже не мне на вымытом пороге
Вас радостной улыбкою встречать.
Прощай, моя застывшая в тревоге,
Родная, исстрадавшаяся мать!
Прости меня, как матери умеют,
В последний раз... Я вправду был упрям.
Благослови... Я знаю, как седеют
В тоске по улетевшим сыновьям.
Далекие, родные наши мамы,—
Всё ждут да ждут и не смыкают век...
И ведь гордятся тем, что мы упрямы...»
Чему ты улыбаешься, Олег?
Ты говоришь до слез родное имя,
Друзей своих не слышишь голоса
И только видишь: на снегу за ними
Кровавая проходит полоса.
Протяжный хруст тягуч и однозвучен,
Хрустят шаги, мешая кровь и снег,
И, может, ветер говорит: «Замучен
Тяжелою неволею Олег».
Какой огонь, какой размах у песни!
Не угасить, не оборвать её...
Ты сам умрешь. Сто тысяч раз воскреснет
В ней мужество спокойное твоё.
Так, значит, смерть! Как тяжело и просто
Она подходит. Наплывает чад...
Стропила развороченного моста
Ощеренными зубьями торчат.
Вот их ведут, их гонят вниз с откоса,
Через бугры и рытвины, туда,
Где ржавые валяются колеса,
Оборванные вьются провода;
Заброшенные угольные ямы,
Репейником заросшие места,
Где в глубь земли обрывисто и прямо
Бездонная уходит пустота;
Где самый край в подтеках желтой глины
Тяжелыми сосульками обвис...
Прикладами окованными в спины
Их друг за другом сталкивают вниз.
В сырую бездну медленно и глухо
Срываются и падают тела. ...
Порхает снег. Опять сугробы пуха
Метелица под вечер намела.
Всё, словно в воду погружаясь, тонет,
И темнота ложится на поля.
Безлюден мир. По-человечьи стонет
Железными глубинами земля.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Прощай, Олег. Я буду помнить долго
Сыпучий холм. Трава опять отволгла
На берегу. Мне не забыть вовек
Друзей своих. На партизанских тропах,
У светлых рек, в траншеях и окопах
Не сосчитать костей... Прощай, Олег!
Огонь мечты неистребим и светел.
Мы прорастем сквозь перегной и пепел
К большому солнцу порослью большой.
Да будет мир! Я только мир приемлю.
Придут другие юноши на землю,
Богатыри и рыцари душой
Не меньше нас. Судьбы тяжелой бремя
Нас сделало мужчинами. Не время
Раздумывать. Не кончена война.
Она не ждет. Не замедляй с ответом,
Она меня крестила быть поэтом,
Скупым и расточительным. Она
Полынью горькой отравила слово...
Оно созрело, и оно готово
Расправить крылья и над прахом встать!
И в этом слове — всё мое страданье,
Перед живым и мертвым оправданье
В моей судьбе! Я не могу молчать!
Быть может, мой еще не в силах разум
Осмыслить наступающее разом,
Но я огонь из пепла воскресил.
Пусть он горит печальным, ясным светом
На перекрестках юности...
1943 г.
). Кстати, стихи у вас замечательные 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума