В Минске хотят установить памятник немецкому антифашисту 17.10.2008
Выступая 16 октября в Минске на пресс-конференции, директор Минского международного образовательного центра имени Йоханнеса Рау Виктор Балакирев заявил, что надеется на восстановление к 65-летию ликвидации Минского гетто мемориальной доски в честь немецкого антифашиста, Героя Советского Союза Фрица Шменкеля, пишет БелаПАН.
В.Балакирев сообщил, что мемориальная доска в честь Ф.Шменкеля была установлена на фасаде памятника архитектуры XVIII—XX веков — здания Минского гостиного двора на площади Свободы, 4. "Несколько лет тому назад в связи с реставрацией и реконструкцией этого здания доска была снята сотрудниками управления культуры Мингорисполкома и до сих пор не установлена на место. Причем в течение года невозможно найти эту доску или же изготовить ее копию. Это позор для всех нас", — сказал В.Балакирев.
В годы Второй мировой войны ефрейтор Ф.Шменкель находился на Восточном фронте. Осенью 1941 года покинул свою часть и после скитаний попал в партизанский отряд "Смерть фашизму" в Смоленской области. В 1943 году за выполнение ответственного задания был награжден орденом Красного Знамени. В декабре 1943 года при выполнении боевого задания был захвачен нацистами и привезен в Минск. 15 февраля 1944 года приговорен к смертной казни. В 1978 году кинематографисты Германии и Беларуси создали фильм о Ф.Шменкеле "Я хочу вас видеть".
Среди мероприятий, включенных в программу 65-летия ликвидации Минского гетто, директор ММОЦ назвал открытие памятных знаков жертвам геноцида (22 октября, 10.00, ул. Сухая, бывшее еврейское кладбище) и международный научный симпозиум "Изучение истории Холокоста в Германии и Беларуси" (22 октября, 14.00, ММОЦ, проспект газеты "Правда", 11).
В.Балакирев отметил, что в годы Второй мировой войны из девяти городов Третьего рейха было депортировано в Минск около 30 тыс. евреев. "Однако в нашей столице до сих пор так и не увековечена память евреев Вены, Праги и Брно, Терезиенштадта и Франкфурта-на-Майне", — констатировал он.
Среди наиболее интересных сообщений предстоящего симпозиума В.Балакирев назвал презентацию трехлетнего исследовательского проекта "Преследование евреев в Беларуси: Минское гетто и лагерь смерти Малый Тростенец", который представят немецкие историки профессор Вольфганг Бенц и Петра Рентроп.
Отправлено: 28.12.09 06:58. Заголовок: Зегерс Анна Трудное..
Зегерс Анна
Трудное детство
Защитница и известная своими революционными произведениями Анна Зегерс родилась в 1900 году. Анна родилась на берегу Рейна, посещала школу в городе Майнце. После окончания школы, Зегерс продолжала образование в старинном университетском городе Гейдельберге, где она изучала историю искусства, но это не мешало ей горячо воспринимать события современности. Революция в России Октябрьская всколыхнула весь мир. Осенью 1918 года германский народ поднял вооруженное восстание. 9 ноября власть кайзера была свергнута. В том же году Анна Зегерс стала членом коммунистической партии Германии. В 1933 году в Германии пришли к власти фашисты. Начало своего правления они ознаменовали зверской расправой с рабочим классом, уничтожением рабочих организаций, уничтожением буржуазно-демократических свобод и других подобных организаций. Фашисты сожгли тысячи, которыми по праву гордился весь мир. Лучшие произведения передовых писателей, в том числе и книги Анны Зегерс, обрели в ту пору в Германии особое значение. Они стали боевым оружием в руках антифашистов. Когда впоследствии в освобожденной Германии был организован День книги, группа берлинской молодежи подарила Анне Зегерс экземпляр ее романа "Спутники", сожженного фашистами. В условиях жесточайшего террора этот роман тайно хранился двенадцать лет, после чего был официально опубликован.
Пора скитаний В 1933 году для Анны началась тяжелая пора скитаний. Анна Зегерс вынуждена была покинуть Германию. Сначала в Париже, а потом в Мексике она нашла временное пристанище. В изгнании Анна Зегерс вместе с другими передовыми деятелями немецкой культуры основала "Новую немецкую газету", издававшуюся в Праге. На страницах газеты она разоблачала гитлеровцев и призывала к непримиримой борьбе с режимом. Ни на секунду не теряла она связи с родиной, помогала переправлять в Германию литературу для подпольных организаций. На 1-м Международном конгрессе писателей в защиту культуры в 1935 году в Париже она выступила с речью, в которой говорила о справедливости освободительной борьбы народов и клеймила позором преступления фашистских агрессоров. Писательница всегда умела раскрыть смысл международных событий и дать им правильную оценку. Начиная с 1936 года, всех передовых людей мира волновала судьба республиканской Испании, сражавшейся против Франко и германо-итальянских интервентов. Среди бойцов Интернациональных бригад республиканской армии были добровольцы самых различных национальностей. В 1937 году Анна Зегерс приехала в осажденный Мадрид, для того чтобы принять участие в работе 2-го Международного конгресса писателей. В небольшом рассказе "Встреча" ею создан яркий образ комиссара Интернациональной бригады, друга бойцов, испытанного политического руководителя,. Истинный патриотизм Анна Зегерс сочетала с горячей любовью к своей родине. Она постоянно призывала немецкий народ к сопротивлению гитлеризму. Вести о подвигах немецких подпольщиков-антифашистов проникали за границу и укрепляли веру Анны Зегерс в лучшее будущее Германии, достойнейшие представители которой не переставали бороться за мир и свободу. В годы эмиграции Анна Зегерс активно участвовала во всеобщей мобилизации сил Народного фронта для решительной борьбы с фашистскими поджигателями войны. Начало 1939 года ознаменовалось страшным пожаром Второй мировой войны, а в 1941 гитлеровцы напали на Советский Союз. Еще сильнее возненавидела писательница фашистов - врагов мира, врагов жизни на земле, не имевших ничего святого по отношению к гуманности, человечности людской жизни.
Многие знают, что в ночь на 22 июня 1941 года на нашу сторону перебежал немецкий солдат, сообщивший о предстоящем нападении германских войск. Начиная с перестроечных времён стало модным утверждать, будто этот перебежчик был немедленно расстрелян как провокатор. Например, вот что сказано на этот счёт в изданной в 1990 году в Нью-Йорке биографии Сталина: «Германский солдат, бывший коммунист, смело пересёк границу, чтобы сообщить точное время атаки. Сталин приказал немедленно его расстрелять за дезинформацию» [748].
Однако так ли это? Давайте попробуем выяснить судьбу этого человека.
Военнослужащий германской армии Альфред Лискоф [749] был задержан 21 июня 1941 года в 21:00 на участке Сокальской комендатуры 90-го пограничного отряда [750]. В 3:10 ночи 22 июня УНКГБ по Львовской области передало по телефону в НКГБ УССР сообщение следующего содержания:
«Перешедший границу в районе Сокаля немецкий ефрейтор показал следующее: фамилия его Лисков Альфред Германович, 30 лет, рабочий, столяр мебельной фабрики в г. Кольберг (Бавария), где оставил жену, ребёнка, мать и отца.
Ефрейтор служил в 221-м сапёрном полку 15-й дивизии. Полк расположен в селе Целенжа, что в 5 км севернее Сокаля. В армию призван из запаса в 1939 г.
Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков, говорит, что в Германии очень тяжёлая жизнь для солдат и трудящихся.
Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнёт переход Буга на плотах, лодках и понтонах.
Как сторонник Советской власти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить» [751].
Более подробно об этом событии говорится в докладе начальника 90-го пограничного отряда майора М.С.Бычковского:
«21 июня в 21:00 на участке Сокальской комендатуры был задержан солдат, бежавший из германской армии, Лисков Альфред. Так как в комендатуре переводчика не было, я приказал коменданту участка капитану Бершадскому грузовой машиной доставить солдата в г. Владимир в штаб отряда.
В 0:30 22 июня 1941 г. солдат прибыл в г. Владимир-Волынск. Через переводчика примерно в 1 час ночи солдат Лисков показал, что 22 июня на рассвете немцы должны перейти границу. Об этом я немедленно доложил ответственному дежурному штаба войск бригадному комиссару Масловскому. Одновременно сообщил по телефону лично командующему 5-й армией генерал-майору Потапову, который к моему сообщению отнёсся подозрительно, не приняв его во внимание. Я лично твёрдо также не был убеждён в правдивости сообщения солдата Лискова, но всё же вызвал комендантов участков и приказал усилить охрану госграницы, выставить специально слухачей к р. Буг и в случае переправы немцев через реку уничтожить их огнём. Одновременно приказал, если что-нибудь подозрительное будет замечено (движение какое-либо на сопредельной стороне), немедленно докладывать мне лично. Я находился всё время в штабе.
Коменданты участков в 1:00 22 июня доложили мне, что ничего подозрительного на сопредельной стороне не замечено, всё спокойно. Ввиду того, что переводчики в отряде слабые, я вызвал из города учителя немецкого языка, отлично владеющего немецким языком, и Лисков вновь повторил то же самое, то есть что немцы готовятся наступать на СССР на рассвете 22 июня 1941 г. Назвал себя коммунистом и заявил, что прибыл специально предупредить по личной инициативе. Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что это немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена» [752].
Вполне естественно, что советская пропаганда постаралась использовать поступок Лискофа в своих целях. Вот что говорится об этом в мемуарах генерал-майора М.И.Бурцева, возглавлявшего во время Великой Отечественной войны отдел (с августа 1944 года управление) спецпропаганды Главного политического управления Красной Армии:
«Уже 27 июня появилась первая листовка немецкого антифашиста Альфреда Лискофа. Это он, рискуя быть обстрелянным с обоих берегов, переплыл Буг, чтобы предупредить наших пограничников о предстоящем нападении на СССР. Лискоф сделал это сразу же, как только в 222-м полку 75-й дивизии, где он служил, зачитали приказ о наступлении. Мы, конечно, не могли упустить случая поговорить с первым перебежчиком. Вскоре Лискоф был доставлен в Москву. Высокий, “рабочего покроя” немец в чине фельдфебеля располагал к себе, вызывал доверие.
-- Я из рабочей семьи, из города Кольберга, -- рассказывал он. -- Мои родители и я ненавидим Гитлера и его власть. Для нас СССР -- дружественная страна, и мы не хотим воевать с советским народом. В Германии таких рабочих семей много. Они не хотят войны с вами.
Его рассказ был опубликован в “Правде”. Он-то и послужил основой листовки, напечатанной с его портретом, которая возвестила немецким солдатам, что и в вермахте есть противники войны и гитлеризма, друзья Советского Союза» [753].
Об агитационных материалах, в которых использовалось имя Лискофа, вспоминают многие участники войны. Например, ленинградский писатель Дмитрий Щеглов:
«28 июня… В газетах, расклеенных на стендах, люди читают сообщение: “Немецкий солдат Альфред Лискоф, не пожелавший воевать против советского народа, перешёл на нашу сторону.
Альфред Лискоф обратился к немецким солдатам с призывом свергнуть режим Гитлера”.
И на другом листе -- высказывания Лискофа и его портрет: “Среди германских солдат царит подавленное настроение”» [754].
К сожалению, проследить дальнейшую судьбу Альфреда Лискофа мне пока не удалось. Как пишет М.И.Бурцев: «Впоследствии А.Лискоф погиб, оставаясь до последнего дыхания верным идеям борьбы с фашизмом» [755]. Однако даже если предположить, что Лискоф впоследствии был репрессирован, то произошло это отнюдь не в первые дни войны.
О них много пишут, как правило, только после их провала или после смерти. Издают книги, снимают фильмы – правдивые, полуправдивые, с фантастическими измышлениями. Их мы зовем разведчиками. Разведчиков противника – шпионами.
Заместитель начальника Агентурного управления ГРУ1 генерал-лейтенант Мильштейн полагал, что перед войной наша разведка превратилась в одну из самых сильных военных разведок мира. Через 11 дней после подписания Гитлером архисекретного плана нападения на СССР, носившего название «Барбаросса», документ был в Москве. Советское руководство получило информацию не только о дне грядущего немецкого вторжения, но даже о времени суток. Не вина разведчиков, что в их донесения не поверили.
Перед войной в Европе работали сотни советских разведчиков. Издательский дом «Нева» (Петербург) и издательство «Олма-Пресс» (Москва) издали книгу «ГРУ. Дела и люди». В ней есть списки оперативных работников и агентов. Это люди разных национальностей, разной степени подготовки. Из 446 оперативных работников 78 – евреи.
Об одном из них, об Анатолии Марковиче Гуревиче (он же Кент, он же Антонио Гонсалес, он же майор Соколов), рассказывается на этих страницах. Вообще-то Анатолий Маркович не очень охотно общается с прессой. Но для нас сделал исключение.
Советский разведчик, схваченный гестапо, в тюрьме завербовал руководителя зондеркоманды «Красная капелла», его секретаршу и радиста. И доставил их в Москву
Два оркестра
О «Красной капелле» написаны десятки книг, сотни статей. О ней поставлены пьесы, сняты кинофильмы и телесериалы. Собственно, «капелл» было две. Первыми «Красную капеллу» придумали гестапо и абвер. Так германские спецслужбы назвали свою зондеркоманду, созданную для борьбы с советской разведывательной сетью. Произошло это в начале войны, когда немецкие службы радиоперехвата неожиданно обнаружили в эфире интенсивный поток радиограмм, идущий в Москву из Европы, в частности из Берлина. Гестаповская «Красная капелла» как раз и должна была ликвидировать нашу сеть.
Однако «Красной капеллой» стали именовать и советскую разведку, действовавшую в Европе до войны и в ее начале. С ней были связаны немецкие антифашисты, занимавшие высокие посты в германских правительственных учреждениях. Можно себе представить, какую ценнейшую информацию, нередко в документах, получали от них в Москве. Политическую, военную, экономическую. Получали даже сведения о настроениях в обществе. Про нашу «Красную капеллу» знали и Сталин, и Гитлер; первый то с восхищением, то с недоверием относился к ее сообщениям; фюрер же требовал от гестапо быстрее покончить с «русскими шпионами».
Связь с одним из руководителей «капеллы», немецким антифашистом, офицером ВВС Харро Шульце-Бойзеном, осуществлял советский разведчик, работавший под псевдонимом Кент. У него имелось немало и других имен, но больше всего он известен именно как Кент. На самом деле это был Анатолий Маркович Гуревич, сын харьковского еврея-аптекаря, вместе с семьей перебравшегося в 1924 году в Ленинград. Толя прекрасно учился, особенно любил обществоведение и литературу, на удивление легко ему давался немецкий язык. Когда началась гражданская война в Испании, он выучил испанский. А потом овладел французским и английским.
На умного, знающего и общительного юношу обратили внимание чекисты и после кратковременного «прощупывания» предложили ему пойти учиться в разведшколу. Сначала, сказали, станешь шифровальщиком и радистом. Правда, до этого он уже успел повоевать в Испании, был лейтенантом республиканской армии; следовательно, посмотрели на него и в деле. …В общем, Антонио Гонсалес – первый псевдоним Гуревича.
Сын уругвайских родителей
В следующую зарубежную поездку Анатолий Маркович отправился как сын неких богатых уругвайцев под именем Винсенте Сиерра. В Бельгию его послали, дабы легализоваться в качестве представителя стокгольмской коммерческой фирмы, где ему предстояло заняться бизнесом. В разведшколе Гуревича учили шифрованию и работе на радиопередатчике – для поддержания связи с нашим Центром и другими странами. Созданная им фирма «Симекско» заслужила уважение партнеров своей деловитостью, профессиональной честностью и обязательностью. Фирма стала и важным источником информации. К примеру, однажды «Симекско» получила заказ на поставку полутора миллионов алюминиевых ложек. Заказчик проговорился: ложки могут понадобиться в лагерях для советских военнопленных. В тот же день, сразу после заключения контракта, информация пошла в Центр. Шифровал и передавал текст сам Анатолий Маркович. Доходы фирмы, надо заметить, покрывали расходы резидентуры.
Полный доброжелательства, обаятельный, хлебосольный Винсенте Сиерра постепенно входил в высшее общество. От «света» не укрылось, что молодой бизнесмен оказывает усиленные знаки внимания Маргарет Барча, красивой молодой вдове. Знакомые с пониманием отнеслись к тому, что Маргарет и Винсенте поселились вместе на роскошной вилле. Ясное дело, они и подумать не могли, что между молодыми людьми никогда ничего не было! Зато были частые приемы, куда охотно съезжались важные лица. Наряду с великосветскими сплетнями там открыто обсуждались и последние политические новости. Среди гостей не было недостатка в персонах, весьма информированных и жаждущих поделиться своей информацией. В ту же ночь наиболее важные новости ложились на стол директора Центра.
Кент был еще заместителем резидента, когда Москва направила его в Швейцарию: успешно действовавшая там разведгруппа Шандора Радо оказалась без надежной связи с Центром. Гуревич благополучно пересек несколько границ и в Женеве встретился с Дорой (псевдоним Шандора Радо). К тому времени у Радо лежало без применения огромное количество ценных сведений. По свидетельству самого Шандора, Кент детально и толково проинструктировал его, как пользоваться новым кодом, как шифровать.
В конце семидесятых годов я, тогда сотрудник «Советского спорта», встречался с Шандором Радо в Будапеште, предварительно проштудировав его воспоминания «Под псевдонимом Дора», изданные в Москве. Расспрашивал Шандора о том, что стало с его помощниками после войны. О Кенте-Гуревиче не спросил, хотя в книге о нем сказаны добрые слова. Впрочем, читая мемуары Доры, я понял, что автору Кент в конечном счете не пришелся по душе. Больше того – Радо считал, что арест Кента в 1942 году нанес тяжелый удар по швейцарской резидентуре. Тут, правда, не всё сходится: Кента арестовали в ноябре 1942 года, а разведгруппа Доры действовала до сентября 1944-го. Вряд ли гестапо почти два года терпело бы Дору, если Кент что-нибудь рассказал об этой группе. Напротив, из протоколов допросов Гуревича в Берлине стало известно, что он ни разу не упомянул ни имени Радо, ни о том, какие коды ему передал.
В беседе со мной Шандор признался: рукопись книги «Под псевдонимом Дора» он посылал в Москву, по объему она тогда была значительно больше, но ему посоветовали кое-какие места убрать. Честно говоря, я тогда не обратил на это внимания, а сейчас подумал: точно также могли посоветовать и что-то добавить. Полностью солидарен с бывшим сотрудником советской внешней разведки Владимиром Пещерским. Полковник КГБ в солидном исследовании «“Красная капелла”. Советская разведка против абвера и гестапо» пишет: «…Шандор Радо меньше всего причастен к некоторым искажениям, содержащимся в книге “Под псевдонимом Дора”».
Но вернемся в Швейцарию. Кент и Дора встретились еще раз, и последний передал Анатолию Марковичу ряд важных сведений для Москвы. Среди прочего в одном из них говорилось, что крупные немецкие соединения проходят подготовку в горах и готовятся воевать на Кавказе. Это было задолго до июня 1941 года.
Провал. Почему?
Еще в тридцатых рассматривались варианты возможной оккупации Бельгии немцами или англичанами. Одного не учли: почти все агенты, законспирированные в Бельгии, были евреями. И когда в мае 1940 года Германия захватила Бельгию, советским разведчикам, по рекомендации Центра, пришлось поспешно покинуть страну. Выехал из Бельгии во Францию и руководитель группы Л. Треппер. Центр назначил резидентом советской военной разведки Анатолия Гуревича. Ему тогда было двадцать шесть лет.
Новому резиденту пришлось, по сути, начинать с нуля. И он в короткие сроки блестяще справился с трудностями. Стала надежнее «крыша»: фирма «Симекско» наладила идеальные отношения с немецкими партнерами. Связи с германскими интендантами сулили важные разведданные. Еще задолго до широко известной телеграммы Рихарда Зорге о том, что Германия готовится к войне с нами, Кент докладывал в Москву о конкретных фактах подготовки нацистов к войне против Советского Союза.
Война в конце концов разразилась. Кент получает новое задание Центра: выехать в Чехословакию для установления контактов с чешскими подпольщиками. Оттуда едет в Берлин: налаживать связь с группами Харро Шульце-Бойзена и Ильзы Штебе (Альта). Первая – антифашистская организация, вторая – советская военная разведка. Никто не знал, почему связь с ними прервалась.
Мастер детективного жанра мог бы написать занимательное чтиво на тему о том, как Кент готовил свою поездку. А для разведшкол это было бы неплохое учебное пособие. И поездка через Германию, через оккупированную Европу состоялась! В Праге ждала скверная весть: подпольщиков арестовали. А вдруг провал и в Берлине?
В столице рейха Кент встречался с Харро, передал ему коды для связи с Москвой. И получил от немецкого друга исключительную по своей актуальности информацию. Вернувшись в Брюссель, Кент незамедлительно передал в Центр, что летом 1942 года вермахт нанесет удары по Кавказу и по Сталинграду; назвал точную цифру потерь германской авиации и помесячные планы производства самолетов. От него Москва узнала, что нацисты расшифровали советские дипломатические коды, что ставка Гитлера будет в Виннице. И многое другое.
Работавшая под руководством Кента бельгийская резидентура передавала всё более и более ценную информацию. Но в декабре 1941-го произошел провал. Немцам удалось запеленговать радиопередатчик Кента и установить его точное местонахождение. Мало этого. На той же вилле, откуда шли передачи в Центр, приехавший из Франции Л. Треппер назначил встречу с бывшими друзьями-разведчиками. Непростительный промах! Делать это он не имел никакого права! Радиста и разведчиков схватили.
Гуревич спешно законсервировал оставшуюся сеть, отправил во Францию Маргарет (она, кстати, была еврейкой) с сыном от первого брака и тоже переехал в Париж (потом он переселился в Марсель, в неоккупированную часть страны). Из Франции Центр получил два сообщения о провале: от Треппера и от Гуревича. Последний сообщил также, что начинает создавать новую резидентуру. И преуспел: Москва стала снова получать от него уникальную информацию.
Но германская контрразведка тоже не дремала. Немцам не стоило большого труда договориться с французским правительством, обосновавшимся в Виши. 9 ноября 1942 года Гуревича и Маргарет арестовали и вывезли в Германию. Абвер и гестапо расшифровали радиодонесения Кента. Немцы уже многое знали о его деятельности. Л. Треппер еще некоторое время оставался на свободе, и Гуревич надеялся, что Москве сообщили о его аресте. Но вскоре схватили и Треппера.
Немцы понимали, какая важная птица угодила в их сети. На первом же допросе Кента в Берлине присутствовал генерал Мюллер – шеф гестапо. Увидев Гуревича, он воскликнул: «И из-за этого мальчишки мы потеряли тысячи солдат фюрера?!» И получил подтверждение от своих замов. Потом он еще не раз бывал на допросах Кента. (Этот факт, как и некоторые другие, я почерпнул из книги доктора исторических наук, профессора, подполковника запаса С. Н. Полторака «Разведчик Кент». Полторак много лет исследовал материалы, касавшиеся деятельности Гуревича, встречался с ним, переписывался. Издательский дом «Нева» в аннотации свидетельствует: это первая и единственная книга, полностью посвященная выдающемуся разведчику нашего времени.)
Руководитель зондеркоманды «Красная капелла» Х. Паннвиц. Снимок сделан на Лубянке.
Радиоигра: кто кого?
В тюрьме Гуревич узнал об аресте группы Шульце-Бойзена. И даже однажды встретился с самим Харро в тюремном коридоре. (Случайно? Подстроили?) Они «не узнали» друг друга. Кента подолгу и методично допрашивали, а с антифашистами расправились быстро. Суд – три дня, приговор – смертная казнь. Его вынес военный трибунал Германии. Еще через два дня приговор привели в исполнение.
Во время очередного допроса Кенту сообщили, что Л. Треппер участвует в грандиозной радиоигре: гестапо – ГРУ Генштаба Красной Армии. И если он хочет сохранить жизнь себе и Маргарет, то должен к этой радиоигре присоединиться. Первая реакция: он не станет этого делать даже под угрозой расстрела! Но после мучительных раздумий Анатолий решил: у него нет права рисковать жизнью любимой женщины, да и за свою жизнь стоит побороться – ему ведь еще нет тридцати!
– Включаясь в радиоигру, вы знали, что Москве известно ваше положение? – спросил я у Кента.
На прямой вопрос Анатолий Маркович тоже ответил прямо:
– Я был убежден: Центр знает, что я арестован. А после бегства Треппера из гестапо сомнений в этом не осталось. Больше того, в ходе радиоигры мне самому удалось сообщить Центру о своей ситуации.
О том, как был получен этот ответ, – немного дальше. Но, задавая вопрос, я уже знал из документов, что про участие Треппера и Гуревича в радиоигре под контролем гестапо ГРУ стало известно в апреле 1943 года. Между тем радиостанция Треппера стала работать под гестаповским контролем с 25 декабря 1942 года – через месяц после его ареста; Гуревича арестовали 9 ноября 1942 года, первый раз на связь «под колпаком» гестапо он вышел 3 марта 1943 года. Центр вскоре всё понял. Телеграммой от 2 июня 1943 года ГРУ разрешило разведчикам продолжать радиоигру. Она шла теперь по правилам Центра. Этих треволнений не было бы, если б разведчика перед забросом снабдили условным сигналом на подобный случай. Прокололись – не снабдили.
Поверить невозможно. Но так было!
Умного и хитрого Карла Гиринга, занимавшего пост руководителя зондеркоманды «Красная капелла», сменил Хейнц Паннвиц. Тоже неглупый и опытный контрразведчик. Время шло. Умеющий просчитывать ходы заранее, Паннвиц понимал, что Германия войну проиграла и его ждет неизбежная
кара за злодеяния, совершенные им после убийства гитлеровского гауляйтора Чехословакии Гейдриха. В том числе и за уничтожение с его, Паннвица, помощью чешского села Лидице. Настроение главы зондеркоманды каким-то необъяснимым образом почувствовал Кент. И принял фантастическое по дерзости решение, до которого – бьюсь об заклад! – не додумался бы самый разудалый детективщик: завербовать Паннвица. Не денщика, не конвойного, а криминального советника и гаупштурмфюрера СС! Уверен: если бы вы, уважаемый читатель, прочитали о чем-нибудь подобном в «шпионском» романе, то непременно подумали с недоверием: эка хватил…
За истекшие полгода я несколько раз порывался встретиться с Анатолием Марковичем, звонил ему для этой цели в Питер. И каждый раз Лидия Васильевна, его жена, мягко, но решительно пресекала мои попытки: «Анатолий Маркович плохо себя чувствует… Он в больнице… Нет, к нему нельзя: он в реанимации… Звоните. Но после девяти вечера; я весь день у него...»
Опытный газетчик посоветовал мне: попроси, мол, Лидию Васильевну стать твоим «внештатным корреспондентом»; пусть задаст мужу пару вопросов от твоего имени. Лидия Васильевна согласилась. Первый вопрос и был про то, знал ли Гуревич, что Москве известно о его аресте. Второй звучал следующим образом: как конкретно проходила вербовка Паннвица?
И всё-таки прежде несколько слов о Лидии Кругловой. Они познакомились в поезде. Интеллигентная, милая, внешне очень привлекательная Лидочка знала, что ее поклонник десять лет отсидел в лагере. Но не побоялась связать свою жизнь с бывшим зэком. Впрочем, как выяснилось впоследствии, и с будущим. Ибо буквально за несколько дней до свадьбы Гуревича арестовали вновь.
К последнему мы еще вернемся, а сейчас о том, что рассказала Лидия Васильевна.
– Анатолий понял: Паннвиц боится за свою жизнь, понял почему и стал потихоньку, едва заметно подталкивать гаупштурмфюрера к мысли, что его единственное спасение в сотрудничестве с советским разведчиком.
– Кент шантажировал Хейнца?
– Ни в коем случае! Анатолий говорит, что так можно было погубить дело в одну минуту. Во время длительных бесед он изучил Паннвица и принялся умело, очень осторожно воздействовать на его психику. Невероятно тяжелая, прямо-таки ювелирная работа, внешне ничем себя не выдававшая.
– Но они же чаще всего были не одни…
– Да, при их беседах постоянно присутствовали радист Стлука и секретарша по имени Кемпа. От Анатолия не укрылось, что фрейлейн влюблена в своего шефа, а радист-австриец не хочет оставаться в руках у немцев. С разрешения Центра Кент стал вербовать обоих. И это тоже надо было делать очень аккуратно.
– Конечно.
– Из разговоров с Толей я поняла, что он до сих пор гордится победой в этом серьезнейшем психологическом поединке, – заключила «интервью» с мужем Лидия Васильевна.
Поразительно: находясь под неусыпным наблюдением гестапо, Кент умудрялся руководить оставшимися на свободе разведчиками, оказал неоценимые услуги французскому Сопротивлению. За всё это время только один его информатор был схвачен гестаповцами. Гуревич убедил Паннвица собрать важные материалы, и, когда настало время вылета в Москву, вместе с криминальным советником, радистом и секретаршей туда же отправился багаж – секретные документы гестапо. История спецслужб, пожалуй, подобных операций не знает.
– Известно ли что-либо о судьбе этих людей? – спросил я Лидию Васильевну.
– Толя говорил, что знает о них немного. Из Москвы их отпустили примерно через десять лет по договору Аденауэра с Хрущевым. Паннвиц, судя по всему, приглянулся американцам и ФРГ, сотрудничал с ними. Радист и секретарша вернулись в Германию. Похоже, никого из них в живых уже нет.
Позорная страница…
Паннвица, Кемпу, Стлуку и Кента по прибытии в Москву арестовали прямо у трапа самолета. Кента сразу отвезли на Лубянку. А ведь сотрудникам гестапо давали гарантию неприкосновенности.
– Что произошло с ними, я тогда не знал, – говорит Гуревич.
Стыдно и горько писать о дальнейшем. Поэтому я буду краток. Кента обвинили в измене Родине, приговорили к двадцати годам. Отсидел он чуть больше половины срока, выпустили по амнистии в октябре 1955 года. Через три года арестовали вновь. Сидел в Мордовии до июня 1960 года. Только тридцать с лишним лет спустя он получил «Заключение», утвержденное заместителем Генерального прокурора СССР, главным военным прокурором. В этом документе говорится, что Гуревич на допросах в гестапо не сообщил сведений, составлявших государственную тайну, что следствие проводилось необъективно, что Прокуратура и МВД СССР вынесли незаконное решение, что Гуревич не совершал преступных действий и к уголовной ответственности привлечен необоснованно, что принимавшие участие в предварительном следствии сотрудники госбезопасности Абакумов и Лихачев за нарушения закона приговорены к высшей мере наказания – расстрелу, а еще четверо (дальше следуют фамилии) привлечены к дисциплинарной ответственности. И под конец: «Гуревича Анатолия Марковича считать реабилитированным».
С 1 января 1992 года ему предоставили все льготы как участнику Великой Отечественной войны. Забавно, что в качестве выслуги лет в Советских вооруженных силах Анатолию Марковичу засчитали почти двадцать лет пребывания в тюрьмах гестапо и Лубянки, в лагерях Воркуты и Мордовии.
Но кое-что непонятно до сих пор. Почему руководство ГРУ ни разу не сочло нужным встретиться с одним из лучших своих разведчиков? Очень заняты? Стыдно за то, что не отстояли в свое время? Боятся, что возникнут щекотливые вопросы – почему не выплатили ни копейки, не представляли к наградам? Обиделись на слова главного военного прокурора в «Заключении»: о том, что сотрудники ГРУ не учли обстановку в оккупированных странах, не придали должного внимания сообщениям разведчиков, не приняли мер к предотвращению их провалов? Полноте, ведь уже четырнадцать лет А. М. не «враг народа», не «предатель», не «германский шпион». Чего и кого бояться? Что Кенту – записываться на прием?
Горько говорить об этом. Но сразу хочу оговориться: очерк пишется в феврале, номер журнала верстается в марте; за это время что-то может измениться… В таком случае приношу извинения за резкие слова.
В упоминавшейся выше монографии Сергея Полторака автор приводит текст своего письма Б. Н. Ельцину, где просит президента дать соответствующим органам указание рассмотреть вопрос о награждении А. М. Гуревича. Полторак уверен, что Анатолий Маркович достоин звания Героя России. Какова реакция? Автора письма пригласили в местное разведуправление и разъяснили, что он не начальник части, где служил А. М. Гуревич, и потому не имеет права представлять его к правительственной награде. «Что за чушь, – мелькнуло у меня в сознании», – пишет С. Полторак. Видимо, интеллигентность не позволила профессору употребить более крепкие выражения…
Л. Круглова.
Светлые страницы
Удивительно мужественная и самоотверженная Лидочка Круглова стала моему герою всем – женой, другом, ангелом-хранителем. У них не было детей: боялись за их будущее. Но однажды один уже немолодой человек попросил у Лидии Васильевны разрешения называть ее мамой! И она, не скрывая слез, обняла Мишеля, как две капли воды похожего на ее мужа.
Это сюжет для нового рассказа. В 1943 году, когда Кент сидел в гестапо, к нему из тюрьмы перевели Маргарет. Анатолий Маркович признался ей в любви и в том, что он – советский разведчик. Она приняла оба признания. В полном соответствии с установлениями природы 21 апреля 1944 года Маргарет родила сына, которого назвала Мишелем… Еще до возвращения на родину Гуревичу почти официально сообщили, что Маргарет, ее сын от первого брака Рене и Мишель погибли во время бомбежки немецкого концлагеря.
И вдруг в доме Гуревича раздался звонок, и кто-то взволнованно прокричал по-французски: «Папа, наконец-то я тебя нашел! Я твой сын, Мишель!» Старый разведчик, прошедший гестапо, Лубянку и ГУЛАГ, впервые в жизни лишился чувств… А потом Мишель приехал в Петербург, через 45 лет увидел отца и обрел маму. (Маргарет умерла в 1985 году.) Они поехали в Испанию, познакомились с невесткой, и у них теперь есть внук Саша, который страшно гордится тем, что его дед воевал за республику. Семья Мишеля в полном составе тоже приезжала в Петербург. Между прочим, когда Анатолий Маркович и Лидия Васильевна гостили в Испании, им предложили остаться там и даже показали виллу, которую хотели им подарить. Роскошная то была вилла… Они отказались. Сказали, что вернутся на Родину. И живут в Петербурге. Эту фотографию А. Гуревич подарил автору с надписью: «На добрую память от разведчика “Кента”».
Да, сегодня наступил такой момент, когда я могу и обязан говорить, чтобы никто не мог исказить, извратить подлинные факты из истории нашей разведки, которая задолго до июня 1941 года начала свою тайную войну против немецкого фашизма. В этой войне были свои настоящие герои, были люди, которые выдавали себя за героев, искажая правду.
Я верю, что в конце концов История все расставит по своим местам и каждому воздаст по заслугам. История - это бесстрастный свидетель эпох, луч правды, жизнь памяти. Моя же личная сложная и трудная судьба - только малая частичка этой Истории. Но и в ней, как в капле воды, отразилась нелегкая судьба моего народа и моего поколения.
Свои короткие воспоминания хочу начать с детских лет, которые я провел в Харькове, на Сумской улице, в доме моих родителей, содержавших аптеку. Сколько я помню, они всегда старались помочь людям, которые их окружали.
Родители моей матери жили в Петрограде. К ним мы и переехали в 1924 году. С тех пор Ленинград стал моим родным городом.
С благодарностью вспоминаю свою школу в Соляном переулке, где до революции располагалась 3-я гимназия. Учился я с интересом, старательно занимался немецким языком.
Как многие одноклассники, играл в спектаклях драматического кружка (пригодились мне впоследствии артистические навыки!), много времени отдавал занятиям в кружках ДОБРОХИМ, где нас знакомили с азами противовоздушной и противохимической обороны.
Учение свое я продолжил на рабфаке, а работать в 1929 году пошел на звод «Знамя труда №2». Сначала учеником, а потом разметчиком по металлу в чугунолитейном цехе.
И здесь не стоял в стороне от общественных дел. Назначили меня командиром заводского отряда химобороны. Помню, Иван Иванович Газа, руководитель Невского района, одобрил подготовку моего отряда, и меня перевели в штаб противо-3Душной обороны района.
Рабфак я успешно закончил и поступил в институт «Интуриста», готовивший переводчиков и гидов. Из штаба района меня отпустили только с тем условием, что в институте я буду преподавать своим товарищам-студентам военное дело.
В институте я изучал немецкий и французский языки.
В те трудные, напряженные годы произошли два события, которые я пережил как личное горе. В 1933 году скончался очень дорогой мне человек — Иван Иванович Газа; его хоронили Марсовом поле. А вскоре, в 1934 году, мы провожали в Москву гроб с телом Сергея Мироновича Кирова.
Занимаясь в институте, я принимал участие в работе комиссии Ленсовета по проверке готовности города к обороне. Возглавлял эту комиссию Начальник 1-го артиллерийского училища комбриг Николай Николаевич Воронов, впоследствии Главный маршал артиллерии.
В 1936 году, когда началась гражданская война в Испании, мы с несколькими ребятами втихую, самостоятельно начали заниматься испанским языком, мечтая попасть добровольцами на эту первую войну с фашистами.
И не зря. В 1937 году, после недолгих подготовительных занятий в Москве, среди 150 добровольцев я отправился на теплоходе из Ленинграда во Францию, в порт Гавр. Вместе с нами на теплоходе плыло 300 испанских парней, закончивших летное училище в Советском Союзе.
Мне повезло: из Гавра до Парижа я ехал в машине военного атташе нашего посольства Николая Николаевича Васильченко с его женой и помощником.
В Барселоне мне было приказано явиться к старшему военному советнику Григорию Михайловичу Штерну. Назначили меня переводчиком на испанскую подводную лодку, которой командовал опытный подводник Иван Алексеевич Бурмистров. Экипаж состоял из испанских моряков. В «испанца» превратился и я, став на это время Антонио Гонсалесом, лейтенантом, адъютантом командира подводной лодки С-4.
Испанская страница в моей судьбе занимает особое место, и я подробнее расскажу о ней в книге воспоминаний, над которой сейчас работаю. А в этих коротких заметках могу только сказать, что это были незабываемые дни, которые стали для меня нелегко , но удивительной школой жизни.
В тех первых открытых боях с фашизмом я увидел силу духа моих испанских товарищей, познакомился с такими людьми, как Илья Григорьевич Эренбург, писатель и журналист Овадий Савич, военный хирург Иван Степанович Колесников, удивительый человек и врач, с которым нас связывала дружба до самой его смерти в 1985 году.
Боевое крещение я получил при переходе подводной лодки, которую после ремонта наш экипаж из Бордо должен был переправить в Картахену.
Мы шли вдоль Атлантического побережья Пиренейского полуострова через Гибралтарский пролив в Картахену, по маршруту, который почти на всем его протяжении контролировался фашистами.
За этот славный переход мой командир Иван Алексеевич Бурмистров был удостоен звания Героя Советского Союза.
Впоследствии пришлось воевать и на сухопутном фронте, под Барселоной, где судьба свела меня с генералом Энрике Листером.
Рассказ обо всех этих событиях можно прочитать в сборнике «Ленинградцы в Испании», где есть и мои воспоминания.
Но все это было как бы прелюдией, первой ступенькой на пути к главному делу моей жизни.
Хорошо помню вопрос, который задал мне комдив С. Гиндин, заместитель начальника Главразведупра Советской Армии.
- А понимаешь ли ты, лейтенант, что мир движется ко второй мировой войне и готовит эту войну Гитлер?
Этот вопрос он задал, выслушав мой подробный рассказ о том, что я делал в Испании. До того, как я догадываюсь, он также подробно изучил характеристики, которые дали мне старший военно-морской советник Орлов и мой командир Бурмистров. Разговор наш закончился тем, что я дал согласие на участие в разведывательной работе. Через три недели начал готовиться к новой своей роли.
Полгода учебы, когда мы занимались практически круглые сутки, пролетели совсем незаметно. Одним из моих наставников был профессиональный разведчик Яков Бронин, много лет проработавший в Германии, где он создал широкую агентурную сеть. Кстати, именно комбриг Бронин привлек к сотрудничеству в Главном разведывательном управлении Рихарда Зорге.
Мои «университеты» состояли в том, что я изучал устройство рации, учился работать на ключе, шифровать и расшифровывать радиограммы, постигал искусство конспирации.
Пришлось немало посидеть в библиотеке, чтобы побольше узнать об... Уругвае и моем «родном» городе Монтевидео, где, по избранной начальством «легенде», родился, вырос и где до сих живут родители молодого комерсанта Винсенте Сиерры, в которого я должен был «превратиться». Такие вот начинались безопасные игры.
Получил я и еще одно имя - «Кент». Но это уже был разведывательный псевдоним.
Одно только имя я должен был «забыть» прочно и надолго - имя еврейского парня Анатолия Гуревича.
Долго пришлось бы рассказывать, как, начав свое путешествие из Москвы 15 апреля 1939 года с мексиканским паспортом, я отправился в Ленинград. Оттуда мой путь лежал в Финляндию и далее через всю Европу в Париж, где мне и должны были вручить уругвайский паспорт на имя Винсенте Сиерра.
Первая неожиданность подстерегала уже на станции Белоостров во время прохождения паспортного контроля. Признаться, я бы потрясен, увидев рядом с пограничником девушку-переводчицу пристально смотревшую на «мексиканского туриста», которого она знала по Ленинграду еще до его отъезда в Испанию. Ведь этот «турист» преподавал военное дело на курсах гидов «Интуриста» где эта переводчица занималась. Но мы ничем не выдали себя, и я продолжил свой путь вместе с другими иностранцами.
Думаю, что это было самым легким испытанием на моем долгом пути.
Конечной целью путешествия был Стокгольм, где я должен был возглавить одну из резидентур связи.
В Брюсселе мне предстояло легализоваться, обосновавшись в одной из торговых фирм, а оттуда переехать в Швецию. Но жизнь внесла свои коррективы. Началась вторая мировая война, Бельгию я покинуть уже не мог. Москва приказала остаться в Брюсселе в качестве помощника резидента советской разведки.
А резидентом здесь был Леопольд Треппет - «Отто», человек, который стал источником многих бед, выпавших на мою долю.
Но обо всем- по порядку.
После фашистской оккупации нейтральной Бельгии Центр приказал Трепперу перебраться в Париж, а резидентом нашей разведки в Брюсселе назначили меня.
К тому времени я уже прочно обосновался в городе, организовал экспортно-импортное акционерное общество «Симеско». Филиалы фирмы были открыты в Париже и Марселе. Удалось установить деловые и дружеские связи с коммерсантами и, что особенно было важно, с интендантами гитлеровских войск. Эти господа частеньк собирались на дружеские пирушки в моем доме...
Но тут я должен сделать очень важное отступление.
Дело в том, что роскошная квартира, которую я снял на авеню Беко, располагалась в доме, где жил миллионер из Чехословакии, разбогатевший на экспорте хмеля. Он вынужден был бежать от немцев, оставив свое дело на мое попечение. Не захотела уезжать в Америку и его дочь - Маргарет Барча.
Ей было всего 28 лет. Муж ее умер еще в марте, оставив ее с маленьким сыном.
Маргарет стала моей верной помощницей.
Конечно, она не знала моего настоящего имени и я не мог ей сказать всей правды. Но какое это было счастье, что я ее встретил!
Маргарет вела дом, принимала многочисленных гостей, а я занимался коммерческими делами «Симеско» и делал свое дело.
Доходы акционерного общества помогали содержать агентурную сеть, а деловые и дружеские связи давали возможность добывать бесценную информацию, которую мы передавали в Центр.
Мы сообщали о подготовке немцев к высадке на Британские острова, о переброске войск абвера в Польшу, о сосредоточении войск Гитлера на нашей границе. В донесениях шифровались номера дивизий, фамилии их командиров, количество боевой техники.
Мог ли я знать тогда, что Сталин отбрасывал эту ценную информацию как сообщения «провокаторов»?..
В марте 1940 года я получил указание Центра отправиться в Швейцарию. Там действовала очень ценная резидентура советской военной разведки, которую возглавлял Шандор Радо («Дора»).
Москва не могла выйти с ним на связь. И мне поручили связаться с ним, передать ключ для шифрования, программу для работы его рации. Встретились мы у него дома. Рассказывая о нашей встрече в своих воспоминаниях, Шандор Радо пишет, что я ему не понравился и он вел себя очень сдержанно, хотя шифровальному делу я его обучил «детально и толково». «Он действительно знал свое дело», — этими словами он заканчивает описание нашей встречи.
Да, действительно, и он и я держались настороженно, но ведь это было мое первое ответственное задание, да и беседовать нам пришлось при открытых дверях. А в соседней комнате была его жена, и я не знал, что ей известно о тайной работе Шандора Радо.
О встрече с «Дорой» я передал подробное сообщение в Центр. Это был апрель 1940 года. Речь шла о подготовке в горах лыжных батальонов рейха, о том, что война с СССР начнется не позднее мая-июня сорок первого.
И когда война действительно началась - война, о которой мы столько раз предупреждали Центр — как же сжимались наши сердца в тревоге и как же мы надеялись, что проклятый фашист все-таки сломит себе шею в этой войне.
Но с началом войны с Советским Союзом наша жизнь и наша работа стали еще рискованнее и труднее. Центр требовал подробной и всесторонней информации, давал все новые задания. Рация «Хемница» (Михаила Макарова, советского офицера тоже воевавшего в Испании) работала по пять часов в день. Через нее шла вся информация из Парижа. У «Отто»-Треппера не было выхода на Москву.
Не было ни у «Отто», ни у завербованного им эмигранта Максимовича возможности выехать в Берлин, чтобы выполнить новое задание Центра - установить связь с тремя антифашистскими группами, которых объединял племянник адмирала фон Тирпица, блестящий офицер военно-воздушных сил Германии Харро Шульце-Бойзен.
В Берлин поехал я. Перед отъездом закатил большой прием для немецких «друзей», и многие из них пришли к поезду, чтобы проводить президента «Симеско» Винсенте Сиерра, отправляющегося в деловую поездку в столицу гитлеровской Германии.
За полторы недели в Берлине мне удалось разыскать Шульце-Бойзена, его друга Арвида Харнака. От Харро я узнал о потерях Вермахта под Москвой, о нехватке горючего для танков и самолетов, о том, что немцами в Петсамо в эвакуированном поспешно советском консульстве захвачен дипломатический код, наконец, самое главное - о том, что на весну сорок второго намечено немецкое наступление на Кавказ. Для захвата нефтяных промыслов Майкопа и Грозного...
12 ноября 1941 года я передал в Центр подробную информацию: «Осуществление плана III, имеющего целью Кавказ, первоначально назначенного на ноябрь, переносится на весну 1942 года. Переброска частей должна быть закончена к 1 мая. Материально-техническое обеспечение операции начнется 1 февраля. Линия развертывания для наступления на Кавказ: Лозовая — Бала-клея — Белгород — Ахтырка — Красноград. Штаб-квартира -в Харькове. Подробности позднее».
Наконец-то и мой голос был услышан в Москве. Из Центра я получил ответ на свою информацию: «Добытые вами ценные сведения доложены Главному хозяину (то есть Сталину и получили его высокую оценку. За успешное выполнение задания вы представлены к награде».
Награды я так и не дождался, а вот гитлеровцы за нас взялись всерьез.
К тому времени гестапо для поиска «русских пианистов» (так называли наших радистов) создало специальную зондеркоманду. Руководил операцией сам Генрих Гиммлер.
Гестапо засекло наш радиопередатчик в Брюсселе. Потом, последовательно отключая электроэнергию, прочесывая квартал за кварталом, определило, что передачи ведутся с улицы Атребат, из дома № 101. Был назначен день и час облавы.
И надо же было так случиться, что именно 12 декабря из Парижа приехал Треппер. Нарушив все правила конспирации, он решил собрать именно на улице Атребат всех наших сотрудников, в том числе и радистов, шифровалыцицу... И все они в ходе облавы были арестованы гестапо.
В руки эсэсовцев попали шифры, ключи к ним, черновики радиограмм, которые радист Макаров не успел уничтожить.
Поразительно, что Треппер, остановившийся по приезде в моем доме, не предупредил меня о своем намерении встретиться с радистами. Сам он набежал ареста, предъявив удостоверение сотрудника нашей торговой фирмы, которая вела дела с немецкой организацией ТОДТ. В тот же день «Отто» уехал в Париж.
К счастью, никто из людей, сотрудничавших со мной и глубоко законспирированных, не пострадал. Но мне самому вместе с Маргарет Барча и ее сыном пришлось срочно перебраться во Францию, в Марсель, где я занялся созданием новой сети резидентуры.
Мой новый адрес был известен только Леопольду Трепперу. Он передал его некоторым сотрудникам нашей резидентуры. Попал мой адрес и в руки гестаповцев, которые выследили меня в Марселе и в ноябре 1942 года арестовали вместе с Маргарет.
В Париже был арестован и Треппер- «Отто», который сразу же пошел на сотрудничество с гестапо, согласившись участвовать в радиоигре с Центром.
А для меня началась долгая, изнурительная борьба с гитлеровскими следователями, которые пытались узнать имена людей, привлеченных мною к сотрудничеству с советской разведкой. Они хотели узнать и мое настоящее имя, пытались запугивать меня, вовлечь в радиоигру с Москвой.
В бельгийской тюрьме Бреендонк они устроили мне очную ставку с Маргарет, которую посадили в соседнюю камеру.
Бедная Маргарет, она же была уверена, что любит уругвайца Винсенте! В конце концов и гитлеровцы поверили, что эта красивая молодая пленница действительно ничего не знала о тайне близкого и дорогого ей человека.
Затем меня перевели в берлинскую тюрьму на Принц-Альбрехтштрассе. Где-то в соседних камерах смертников томились немецкие антифашисты Шульце-Бойзен, Штебе, Харнак Мне предъявили перехваченную нацистами радиограмму о моей поездке в Берлин и нашей встрече с немецкими товарищами.
- Да, - признавался я, - была такая поездка, - но кроме этого гестаповцы от меня ничего не узнали.
Нет, меня не пытали, хотя я был готов и к пыткам и к смерти - я им был нужен живой. Они еще не теряли надежд вовлечь мен в свою игру. Ведь война продолжалась. Ну а то, что с мен месяцами не снимали стальных наручников, слепили яркими электрическими лампочками, содержали в камере смертников -это можно было пережить.
Страшнее были радиограммы, которые они от имени «Кента» посылали в Центр, в то время как я сидел здесь, в камере смертников. Значит, понимал я, от моего имени немцы ведут тайную, подлую игру, выдавая меня за предателя.
Никогда не забуду, как шеф зондеркоманды «Красная капелла» Карл Гиринг, разложив передо мной эти радиограммы, говорил:
- Не торопитесь умирать, Сиерра или как вас там. Сделать это никогда не поздно. Вы -молоды, у вас – прекрасная возлюбленная. Цените жизнь. Подумайте о будущем... Давайте сотрудничать. Берите пример с вашего «большого шефа» «Отто». Он уже помогает нам.
Мне дали прочитать сообщение, адресованное генералу Мюллеру, об этом аресте и о том, что Треппера поместили в парижскую тюрьму Фрэн.
Документально подтверждено, что его передатчик вышел в эфир уже 23 декабря 1942 года. Он сообщал о том, что французская полиция в Марселе арестовала «Кента», то есть меня, но вскоре выпустила и что «сейчас «Кент» свободно живет во Франции». А это значило, что сообщениям «Кента» можно верить и ему можно давать новые задания. То есть Треппер с головой выдал меня немцам и дезориентировал Москву.
Не удивительно, что в феврале 1943 года Гиринг на очередном допросе показал мне расшифрованную радиограмму: Центр поздравлял меня как офицера с Днем Красной Армии. Эту радиограмму гестаповцы получили через Треппера.
От моего имени, используя Треппера, гестапо начинает вести свою игру с Москвой. Но я еще не терял надежды вмешаться в эту игру...
Вскоре Центр передает для меня новое задание: связаться с агентурой бывшего рижского генерала Озолса (подпольный псевдоним – «Золя»)-
Естественно, я, сидя в камере, ничего об этом не знал, а доктор Ленц, сотрудничавший с гестапо, от моего имени связался с Озолсом и получил от него список людей, работавших на нашу разведку. Правда, Озолс заявил, что хочет встретиться со мной.
Пришлось гестаповцам организовать эту встречу. В августе 1943 года мы встретились с Озолсом (в присутствии доктора Ленца), и он тогда же познакомил меня с капитаном Лежандром, одним из руководителей французского Сопротивления.
Встречаясь с Озолсом и Лежандром под присмотром гестаповцев, я не мог дать им знать о своем вынужденном участии в радиоигре с Москвой. Но потребовать от руководства зондеркоманды, чтобы им сохранили жизнь, я мог. И я это сделал. А французским товарищам, улучив подходящий момент, предложил перейти на нелегальное положение.
Зондеркомандой к этому моменту, с июля 43-го, руководил Паннвиц, который сменил на этом посту опытного Гиринга.
На совести этого человека была гибель чешской деревни Лидице, расстрел английских парашютистов. Больше всего он боялся попасть в руки американцев или англичан. Но об этом я узнал позже.
С именем Паннвица связана фантастическая история моего возвращения в Москву. С самого начала своей службы в «Коммандо Роте капелле», подразделении гестапо, созданном в Париже для борьбы с советской разведкой, он сделал ставку на Леопольда Треппера, используя его для дезинформации Москвы.
А Треппер, не оправдав его надежд, сбежал от агентов гестапо, постоянно сопровождавших его. Побег этот шефу зондеркоманды начальство не простило бы. Он мог загреметь на Восточный фронт.
И Паннвиц решил скрыть от начальства это происшествие.
Напоминаю, что это было уже осенью 1943 года, и Паннвиц, как и многие руководители Рейха, понимал, что Гитлер проиграл войну. Они искали контактов с Москвой.
И тогда я решил, что можно попробовать завербовать моего тюремщика, гарантируя ему безопасность, если он согласится бежать в Москву.
Судьба подкинула мне шанс и как профессионалу-разведчику и как человеку, который не только пытался выжить в той ситуации, но и защитить свою честь.
Я предложил Паннвицу получить достоверные данные огруппировке немецких войск во Франции, в Италии...
Эти данные - предупредил я его - должны быть достоверны, чтобы Москва, проверяя их по другим каналам, могла убедиться в надежности информации, полученной от «Кента».
Сведения по Италии они подготовили. Сведения по Франции нам предоставил «Золя» — Вольдемар Озолс.
Так Паннвиц готовил свою «встречу» с Москвой, куда Он согласие отправиться со мной, получив гарантии своей безопасности из Москвы.
Он поверил этим гарантиям и пошел навстречу моему предложению. Видимо, он видел здесь верный шанс выйти невредимым из «игры».
После бегства Леопольда Треппера гитлеровцы расстреляли многих сотрудников нашей фирмы, арестовали французских патриотов, но меня не тронули.
Мало того, мою дорогую Маргарет, которая ждала ребенка, Паннвиц приказал перевести из тюрьмы в больницу, а потом в лагерь для привилегированных лиц во Фридрихроде. Здесь жена французского генерала Жиро и принцесса Изабель Руспули приняли живое участие в судьбе Маргарет и стали крестными нашего сына Мишеля.
Когда летом 44-го открылся второй фронт, а затем союзники двинулись на Париж, Паннвиц предложил мне бежать вместе с ним, заполнив чистые бланки американских паспортов. Но я убедил его, что единственно безопасное для нас место — Россия Вместе с Паннвицем, его радистом Стлукой и секретаршей Кемпой мы уехали из Парижа в Германию, а в конце апреля в Австрию на границу со Швейцарией.
Перед отъездом я успел попрощаться с Маргарет и сыном. Мог ли я тогда думать, что ее я уже никогда не увижу, а с сыном мы встретимся только через 45 лет?
Криминального советника Хайнца Паннвица я не мог оставить Я был нужен ему, но и он был мне необходим. Предъявить Москве Паннвица и секретные архивы гестапо — следственные дела — значило предъявить самое веское доказательство моей беспорочной службы Отечеству.
Объявив себя майором Виктором Соколовым, выполняющим специальное задание в тылу немецких войск, я сдался французам и предложил связать меня с нашей военной миссией в Париже. Нас переправили в Париж, а 21 июня 1945 года самолет, в котором летели Паннвиц, Стлука, Кемпа и я, поздним вечером приземлился в Москве, на Ходынке.
С аэродрома меня увезли на Лубянку, не позволив встретиться ни с кем из руководителей Главного разведывательного управления. Я хотел предложить Центру план использования Паннвица и Кента» в разведывательных целях. Я должен был отчитаться, рассказать людям, пославшим меня в тыл к немцам, обо всем, что удалось сделать за годы войны.
Но тех людей уже давно не было, а «смершу» и его начальнику Абакумову важно было доказать, что «Гуревич был завербован гестапо в качестве агента».
Еще не понимая, что со мной происходит и какая страшная опасность грозит мне, я целую неделю, по шестнадцать-зосемнадцать часов в сутки, диктовал стенографисткам подробный доклад обо всем, что со мной произошло за эти годы...
Много лет спустя я узнал, что и этот мой доклад, и стенограммы, i протоколы допросов в гестапо, и другие документы хранились в личном архиве расстрелянного впоследствии начальника «смерш» Абакумова. Их никто не читал. Правда не нужна была никому. Им нужна была жертва. Разоблаченный «агент» врага.
Но правда жила со мной, во мне. Ее никто не мог у меня отнять. Она дала мне силы пережить и воркутинскую каторгу, и ложное сообщение следователя о гибели Маргарет Барча и нашего сына Мишеля во время американских бомбардировок, и предательство Леопольда Треппера, который, вернувшись после заключения в Польшу, начал писать книгу воспоминаний, в которой оболгал меня и подробно описал свои подвиги. Его книга «Большая игра» вышла во Франции в начале 70-х годов.
А я могу написать свою книгу воспоминаний только теперь, после 45 лет вынужденного молчания. Когда в 1955 году меня освободили первый раз «по амнистии», люди из КГБ предупредили: никогда никому не рассказывать о том, что со мной произошло. Это, мол, государственная тайна.
И я хранил эту тайну до 1958 года. Работал в Научно-исследовательском институте бумажной промышленности. Жил как все. Познакомился с прекрасной, доброй и душевной женщиной. Мы полюбили друг друга и готовились к свадьбе. Но ведь и Лида
не знала, за кого она собирается выйти замуж. И я, продолжая за реабилитацию, написал письмо Хрущеву, Серову,Руденко. Просил, требовал вернуться к моему «делу», восстановить справедливость. Это было в мае 1958 года. А в сентябре меня снова арестовали. Оказывается, «по амнистии» меня освободили незаконно. Из мордовского лагеря я вышел только 20 июня I960 года, да и то без права жить в Ленинграде. Через некоторое время я все-таки вернулся в родной город.
Давно умерла моя мать, так и не дождавшись домой сына. Но Лида, Лидия Васильевна, ждала меня и стала моей женой, женой «изменника Родины», которому она поверила больше, чем всем этим людям из КГБ.
Кто-то из журналистов, писавших о моей истории, подсчитал, что с 7 июня 1945 года, когда с аэродрома меня отвезли на Лубянку, до дня полной реабилитации прошло 16 833 дня.
Когда в июньском номере журнала «Знамя» за 1990 год я прочитал воспоминания Василия Новобранца о советской военной разведке накануне Великой Отечественной войны, я решил надо, чтобы и мой голос был наконец услышан.
Я написал в редакцию письмо, в котором назвал себя. Это письмо редакция журнала направила в Главную военную прокуратуру. Я не знал об этом, но надеялся: пришли новые времена; может быть, на мое письмо обратят внимание.
В прокуратуре решили заново изучить мое дело, за него взялись компетентные, добросовестные люди. Спасибо им.
Они доказали, что я никогда не был изменником, а честно служил своей Родине, выполняя долг советского разведчика. Да, я терпел и поражения, но я участвовал и в Победе, в победе над фашизмом. А то, что написали обо мне Жиль Перро в книге «Красная капелла» и Леопольд Треппер в воспоминаниях «Большая игра» — все это большая неправда.
Думаешь иногда: поздно все-таки приходит правда, но приходит. И счастье к человеку иногда приходит поздно, но тоже все-таки приходит.
Однажды в моей ленинградской квартире раздался телефонный звонок. Барышня сказала: «Ответьте Мадриду». Я не удивился. С Испанией меня многое связывает. Сохранились старые дружеские связи. И вдруг по телефону я услышал: «Алло, папа. Это Мишель!»
Я не мог сразу ответить. Сын, Мишель! А Маргарет? Ведь они погибли оба при бомбардировке. Но и это была неправда. Маргарет давно ушла из жизни. А вот сын наш — Мишель — жив. Он жив в Испании. И он разыскал меня. И взял себе мою фамилию. Фамилию моего отца, старого аптекаря из Харькова — Гуревич.
Мы с Лидией поехали тогда в Испанию, а теперь Мишел с семьей иногда приезжает к нам в гости. Разве это не счастье?!
Эхо Бухенвальдского набата навсегда запечатлелось в сердцах этих людей, боровшихся в аду фашистского концлагеря — немца Баптиста Файлена, украинца Никиты Воеводы, еврея Эмиля Альперина. Их можно смело назвать выпускниками академии антифашистского движения, где им пришлось сдать не один экзамен на стойкость духа и преданность общечеловеческим идеалам.
...В 1942 году восемнадцатилетний Никита, старший из пятерых детей председателя колхоза из винницкого села Якубовки Евгения Воеводы, с группой молодежи был угнан в Германию. Сначала попал на авиамоторный завод в Лейпциге, откуда бежал, но был пойман и отправлен в Бухенвальд. На груди юноши накололи номер — 7037. Его нужно было заучить на немецком языке и каждый раз отзываться при проверке блок-фюрера, но в таких нечеловеческих условиях это было тяжело, и паренька не раз избивали резиновой дубинкой и коваными сапогами «за непонятливость».
Из каменоломни — в прачечную
Как и всех новичков, Никиту определили в рабочую команду «Штаинбрух» в каменоломню, где старшими были уголовные преступники, своими зверствами ничуть не отличавшиеся от эсэсовцев. К счастью, их скоро освободили из лагеря и услали на восточный фронт. Старшинами лагеря теперь стали немецкие коммунисты-тельмановцы. Однако легче в каменоломне пока еще не стало: каждый заключенный получал в день пол-литра суррогатного кофе, 300 г хлеба, пол-литра баланды — а приходилось тянуть вверх тяжелые вагонетки, нагруженные камнем, часто под ударами палачей. Просыпаясь в бараке, Никита нередко чувствовал на себе тяжесть холодной руки умершего товарища. Многих узников утром уносили в крематорий.
Силы юноши таяли с каждым днем, от деревянных «ботинок» на ногах появились раны. В свои восемнадцать лет Никита Воевода весил 28 кг. В санчасти ему дали освобождение от работы, но сидеть в жилом бараке было нельзя — блокфюрер мог отправить в крематорий. Старший барака, немецкий коммунист Ганс Эйден посоветовал юному узнику сидеть возле барака, а проходящим эсэсовцам говорить, что его заставили носить ведра с каменным булыжником.
В школе Никита был казначеем, собирал деньги для коммунистов-тельмановцев из Международной организации помощи революции. Однако юноша и представить не мог, что судьба сведет его с этими замечательными людьми. Вскоре с помощью Ганса Эйдена Никиту Воеводу выписали из каменоломни и записали в рабочую команду «Вешерай» — прачечной, хотя туда и не принимали советских, евреев и военнопленных. Здесь старшим рабочим (капо) был коммунист Баптист Файлен, просидевший в фашистских лагерях 12 лет, которого все звали «Матис». Файлен готовил заключенных к подпольной работе в концлагере. От немецких коммунистов подпольную организацию Бухенвальда возглавлял Вальтер Бартель, от советских — Николай Симаков.
Здание «Вешерай» было двухэтажным: первый этаж — кочегарка и баня, второй этаж и чердак — прачечная. Здесь и производился подбор кадров для подпольной организации в Бухенвальде. Прибывшие в концлагерь новички обязательно проходили через баню. Каждый раз Никите приходилось подходить к новичкам и искать земляков: такое задание он получил от Адама Васильчука — ему же Никита затем сообщал содержание бесед. Такую же работу проводил Михаил Переверзев. Все нити подпольной организации сходились в основном к группам из трех человек.
В июне 1944 г. в прачечной появился новый рабочий — Дмитрий Басманов. Под этим именем скрывался одессит Эмиль Альперин, который, будучи контуженным в бою под Минском, попал в плен, трижды бежал из концлагерей, пока не очутился в Бухенвальде. Еврейская внешность Басманова вызвала подозрение эсэсовца, приставленного к команде Матиса, и он сказал об этом Файлену. Баптист Файлен перевел Дмитрия работать в третью смену в бригаду юношей, сушившую белье на чердаке: сюда эсэсовцы захаживали редко, а на вопрос бдительного фашиста ответил, что подозреваемый еврей получил серьезную травму, отправлен в санчасть и вряд ли жив. Файлен поручил Никите Воеводе делать все возможное, чтобы спасти Дмитрия — то есть Эмиля. При малейшей опасности Воевода всегда предупреждал Басманова, бывало, и запирал в темную кладовую, где Дмитрий находился часами, пока из команды не уходили эсэсовцы. Часто Никита прятал Басманова среди вороха грязного белья. Так, рискуя жизнью, Файлен и Воевода спасали еврейского юношу.
Путь к свободе
Рабочая команда «Вешерай» пополнилась узниками из Советского Союза, Чехословакии, Франции, Испании, Бельгии, Югославии. В прачечной был создан подпольный интернациональный комитет, который возглавил руководитель «Вешерай» Баптист Файлен, он же — Матис.
При сортировке грязных вещей, поступавших из дезинфекционной камеры, было определено, что это вещи расстрелянных советских воинов. Но чем больше свирепствовали гитлеровцы, тем сплоченнее становились ряды узников. Фронт приближался к концлагерю, эсэсовцы лютовали.
10 апреля по требованию коменданта к главным воротам Бухенвальда вышли советские военнопленные, содержавшиеся в отдельных бараках. Это была первая советская подпольная бригада с командиром Баклановым и комиссаром Ногаец, был здесь и руководитель советского подпольного комитета Николай Симаков. Пленных пристроили к колонне узников других национальностей и повели грузить открытые вагоны. Основная масса эвакуированных во главе с Симаковым неподалеку от чехословацкой границы в пути вступила в бой с охраной. Оставшиеся в живых примкнули к чехословацким партизанским отрядам.
Комендант отдал приказ об эвакуации лагеря, но подпольное командование решило не подчиняться коменданту. Был включен подпольный радиопередатчик... Последняя тяжелая ночь: от узников требовалось собрать всю энергию для решения самой главной задачи.
11 апреля 1945 года эсэсовцы начали обстрел бараков со сторожевых вышек. Подпольное командование издало приказ: «Идти в атаку!» Электрическая проволока была прорвана. Вооруженные группы заключенных ринулись на отряды СС. На главных воротах Бухенвальда взвился флаг освобождения.
Бухенвальдский набат
19 апреля на траурную манифестацию собрались оставшиеся в живых узники из 18 стран. Среди них были Баптист Файлен, Никита Воевода, Дмитрий Басманов, снова ставший Эмилем Альпериным, но для лагерных друзей навсегда оставшийся Димкой. Они дали клятву верности интернациональной солидарности и памяти погибших. Для всех бывших заключенных Бухенвальда день 11 апреля 1945 года навсегда стал вторым днем рождения. Никиту Воеводу и Эмиля Альперина вскоре перевезли в Эрфурт — в сборный пересыльный лагерь для советских граждан по отправке на Родину. Вскоре друзья ступили на родную землю, сердечно попрощавшись со своим спасителем Баптистом Файленом.
Никите Воеводе после войны пришлось нелегко: 13 лет тяжело болел, работал ретушером-портретистом в артели инвалидов, контролером карточного бюро. Мечтал стать студентом юридического училища, но не был принят как побывавший в плену. Переехал в Волгоград, где работал слесарем-монтажником, старшим инспектором в системе Госстраха. С женой Софьей Семеновной воспитали четверых сыновей, а также семь внуков и правнука Никиту-младшего. С 1982 года Никита Евгеньевич живет в Киеве.
Эмиль Альперин сумел получить высшее образование, работал инженером-экономистом на одном из заводов Харькова, где проживает и по сей день. С женой Кирой Николаевной воспитали сына, у них двое внуков. Дружба Эмиля Альперина и Никиты Воеводы длится уже 60 лет. Со своим спасителем Баптистом Файленом, который после войны работал в министерстве экономики ГДР, они впервые после войны встретились в 1972 году, после поддерживали самые теплые отношения.
В 1991 году Баптист Файлен ушел из жизни. Незабываемы для друзей встречи с собратьями по Бухенвальду, прошедшие в 1996 и 2003 годах. Снова пламенели у памятников цветы, звучали священные слова клятвы бывших узников концлагеря, которых с каждым годом становится все меньше. Совсем недавно вице-президент Бухенвальдского интернационального комитета Эмиль Альперин вернулся из Германии, где побывал на традиционной встрече участников вооруженного восстания узников Бухенвальда, состоявшейся 11 апреля 2004 года.
Никите Воеводе в 2001 году было присвоено почетное звание «Праведник Украины», Баптист Файлен удостоен этого звания посмертно.
«Сталинградский генерал» 8 мая 1942 Зейдлиц-Курцбах был назначен командиром 51-го корпуса, входившего в состав 6-й армии генерала Фридриха Паулюса. Успешно действовал во втором сражении за Харьков, завершившемся окружением советской группировки войск. Во время Сталинградского сражения его корпус после тяжелейших боёв взял Мамаев курган (13 сентября) и спустя неделю вышел к Волге. Однако это были последние успехи немецких войск в этой битве. Уже в начале ноября 1942 Зейдлиц-Курцбах, понимая возможность окружения, обратился к Паулюсу с предложением вывести из боёв две танковые дивизии, отвести их в тыл и усилить, чтобы использовать их для срыва контрнаступления Советской армии. Однако Паулюс ответил отказом. Вскоре после окружения 6-й армии 21 ноября выступил за немедленный прорыв из окружения, но и в этом случае не был поддержан Паулюсом, который выполнял приказ Гитлера, запрещавший прорыв. 24 ноября по собственной инициативе отвёл большую часть корпуса на юг для подготовки прорыва. 27 ноября объявил, что приказал подчинённым уничтожить всё лишнее снаряжение (начав с собственного имущества) и быть готовым к прорыву, однако Паулюс вновь запретил идти на этот шаг, а наступление, предпринятое только частью окружённых войск, было обречено на провал. Не желая отказываться от своего плана, обратился с просьбой к командующему группой армий «Б» генералу Максимилиану фон Вейхсу отдать приказ о прорыве, заявив: «Бездействовать в такой ситуации с военной точки зрения преступно. Это преступно и по отношению к германскому народу». Ответа на это обращение, направленное в обход непосредственного начальника (Паулюса) не последовало. 25 января 1943, посчитав, что немецкие войска исчерпали возможности к сопротивлению, предложил Паулюсу отдать приказ о капитуляции. После его отказа обнародовал собственный приказ, разрешавший командирам полков и батальонов сдаваться в плен без особого разрешения. В ответ Паулюс подчинил Зейдлиц-Курцбаха командиру 8-го корпуса генералу Вальтеру Гейтцу, который издал приказ противоположного содержания. 31 января Зейдлиц-Курцбах взят в плен вместе со штабом своего корпуса. Глава Союза немецких офицеров Находясь в лагере военнопленных, принял решение пойти на сотрудничество с советскими властями с целью содействия свержения Гитлера, которого он считал виновным в гибели 6-й армии. Полагал, что воинская присяга была принесена им и другими военнослужащими на верность Германии, а не Гитлеру, а сам фюрер нарушил её, предав своих солдат под Сталинградом. В 1943 такие взгляды разделяли лишь несколько немецких генералов, оказавшихся в советском плену — Эдлер Александр фон Даниэльс, Отто Корфес, Мартин Латтман. 12 сентября 1943 на учредительной конференции в Лунево был избран председателем Союза немецких офицеров, действовавшего под советским контролем. Затем стал также заместителем председателя Национального комитета «Свободная Германия», ведущую роль в котором играли коммунисты. Неоднократно обращался к немецким военачальникам с призывом выступить против Гитлера или сложить оружие (в зависимости от ситуации на конкретном участке фронта содержание призывов менялось). Примером такой деятельности Зейдлиц-Курцбаха может служить его письмо командующему 9-й армией генералу Вальтеру Моделю, в котором, в частности, говорилось: Господин генерал-полковник, действуйте в соответствии с вашим пониманием вещей. Как и все мы, командующие соединениями и частями германского вермахта, вы несёте всю тяжесть ответственности за судьбу Германии. Заставьте Адольфа Гитлера уйти в отставку! Покиньте русскую землю и отведите Восточную армию назад на германские границы! Таким решением вы создали бы политические предпосылки для почётного мира, который даст немецкому народу права свободной нации. Такое деяние при условии окончания войны возымеет решающее значение для дальнейшей судьбы Германии. Это больше, чем то, на что мы можем надеяться в нашем сегодняшнем положении. Но все будет потеряно и всякая надежда исчезнет, если Адольф Гитлер с вашей помощью сможет продолжать войну и, как и прежде, увлекать немецкий народ за собой в неминуемую пропасть. Деятельность Зейдлиц-Курцбаха и его соратников не имела большого успеха — ни один немецкий военачальник не последовал их призывам. 26 апреля 1944 военный суд Дрездена заочно приговорил Зейдлиц-Курцбаха к смертной казни по обвинению в государственной измене. Его жена была вынуждена оформить развод с мужем, но после неудачи покушения на Гитлера она и двое старших дочерей были арестованы, а младшие дочери отправлены в «детский лагерь». После вмешательства рейхсминистра вооружений Альберта Шпеера члены семьи генерала были освобождены. Советские власти изначально рассматривали Союз немецких офицеров как пропагандистский инструмент и не поддержали предложение Зейдлиц-Курцбаха сформировать немецкие войска для участия в войне на советской стороне. Тем не менее, по свидетельству немецкого мемуариста Хельмута Альтнера, лично принимавшего участие в боях на Зееловских высотах, на последнем этапе войны в составе Красной армии приняли участие немецкие подразделени, сформированные из бывших военнопленных Вермахта. Они шли в бой в немецкой форме, с немецкими наградами и отличались от гитлеровских войск повязкой на рукаке, выполненной предположительно в цветах флага Веймарской республики. [1] С приближением окончания войны к Союзу немецких офицеров присоединилось значительное количество находившихся в плену военачальников; летом 1944 этот шаг совершил и Паулюс. Узник советской тюрьмы После окончания войны Союз немецких офицеров был распущен (2 ноября 1945), а его главе, в благонадёжности которого власти СССР не были уверены, не разрешили вернуться на родину. Некоторое время он содержался на подмосковной даче, где консультировал создателей фильма «Сталинградская битва», а также по заданию военно-исторического управления Генштаба СССР написал воспоминания о ходе боёв на советско-германском фронте. Несмотря на просьбу о репатриации в советскую зону оккупации, он был арестован и 8 июля 1950 приговорён к 25 годам лишения свободы по обвинению в военных преступлениях. По собственным воспоминаниям, был заключён в одиночную камеру и подвергался психологическим пыткам. Яркий электрический свет горел в его камере 24 часа в сутки в течение четырёх лет. 26 ноября 1954 с генералом случился нервный срыв, после его он был переведён в Бутырскую тюрьму в Москве, а условия его содержания под стражей были смягчены.
Отправлено: 13.03.10 21:40. Заголовок: ljubasherstjuk, вы т..
ljubasherstjuk, вы такие хорошие материалы размещаете. Хотел у вас спросить. Недавно заходил и увидел ваш очень интересный материал про немецкую селекционную программу. Теперь он куда-то делся.
Отправлено: 13.03.10 22:09. Заголовок: Андроник, тема была ..
Андроник, тема была явно офтоп, ведь раздел посвящён злодеяниям врагов В ДОНБАССЕ. Но если хотите, наберите в Яндексе Программа Лебенсборн, там много чего выскочит
Отправлено: 23.08.10 16:18. Заголовок: Антифашисты - солдаты Вермахта -
Я хочу рассказать о том, что многие немецкие солдаты и офицеры выступали против фашизма. После нападения Германии на СССР были предприняты попытки создания из немецких военнопленных антифашистской организации. Поражение немецких войск в Сталинградской битве привело к перевороту в мышлении и сознании многих военнопленных, их вера в непобедимость войск вермахта была серьёзно подорвана. Эти обстоятельства благоприятствовали созданию антифашистской организации.
Национальный комитет «Свободная Германия» был создан на учредительной конференции, проходившей 12 — 13 июля 1943 года в подмосковном Красногорске. Его президентом был избран немецкий поэт-эмигрант Эрих Вайнерт. В руководство комитета входило 38 человек, в том числе, Антон Акерманн, Вильгельм Флорин, Вильгельм Пик и Вальтер Ульбрихт. 11 — 12 декабря 1943 года был учреждён «Союз германских офицеров» (нем. Bund Deutscher Offiziere, или BDO), который возглавил генерал артиллерии Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах. Главной целью СГО была антифашистская пропаганда в германских вооруженных силах. Многие высокопоставленные офицеры вермахта присоединились к СГО, самым видным из них был генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс. Деятельность НКСГ и СГО заключалась в пропаганде и разъяснительной работе, которую комитет и союз вели на фронтах и среди всё увеличивающихся масс военнопленных. Комитет издавал еженедельную газету «Freies Deutschland», рассылал многочисленные листовки немецким солдатам на фронте и военнопленным в советских лагерях. У комитета была своя радиостанция «Свободная Германия». На фронтах также использовали звуковые передвижки с речами генерала Вальтера фон Зейдлиц-Курцбаха, Вальтера Ульбрихта, Антона Акерманна, а также Эриха Вайнерта.
Одни члены комитета действовали на линии фронта, призывая германских солдат и офицеров к добровольной сдаче в плен. Другие — в глубоком немецком тылу совместно с советскими партизанами. Комитет «Свободная Германия» послужил стимулом, для развёртывания антифашистской работы среди немецких солдат во многих оккупированных Германией странах. На основе программы, содержавшейся в манифесте, а также на основе «25 пунктов к окончанию войны», опубликованных позднее Национальным комитетом, в различных странах создавались союзы немецких эмигрантов.
После поражения Германии члены комитета вернулись на родину в советскую зону оккупации, заменяя нацистских чиновников. Они сыграли ведущую роль в создании Германской Демократической Республики, а члены «Союза офицеров» — в организации Национальной Народной Армии.
Фельдмаршал Фридрих-Эрнст Паулюс — «гордость Рейха», как называла его нацистская печать, любимец Гитлера, один из самых талантливых стратегов ХХ века. И этот человек, получивший высшую степень воинского достоинства — маршальский жезл, — превратился едва ли не в самого рьяного антифашиста, после выступления которого в плен сдавались целые части . Не было в немецкой армии человека более популярного и авторитетного, чем фельдмаршал Паулюс. Его слово, обращенное к бывшим подчиненным, подчас действовало сильнее войсковой операции. Не случайно тогдашнее советское руководство придавало столь большое значение «вербовке» Паулюса. Его согласие вступить в антифашистский комитет «Свободная Германия» стало переломным для многих немцев. Но и это не все: «покраснение» Паулюса явило миру еще одно доказательство преимущества советского, коммунистического образа жизни. Никто не пытал его, не принуждал к сотрудничеству. Он сам, добровольно, перешел на сторону своих недавних противников и никогда, кстати, об этом не жалел. Дошло до того, что Паулюс, человек дотошный, так изучил труды классиков марксизма-ленинизма, что стал разбираться в них не хуже иного партийного теоретика.
В книге Владимира Марковчина "Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину Операция «Сатрап» представлен и еще один уникальный документ — никогда не публиковавшийся дневник фельдмаршала, который он вел в плену. По своему психологизму этот дневник подчас не уступает классическим романам. Мы видим, как день за днем эволюционирует его автор. Как на смену догмам и, казалось бы, незыблемым постулатам приходят сомнения, а потом и разочарования. Самое поразительное: эмоций в дневниковых записях нет совсем.
И в то же время энергетика записок Паулюса огромна.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 119
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума