Думаю, ничего страшного, если мы здесь будем размещать и описание внешности молодогвардейцев, не только их одежду и обувь?
О Любови Шевцовой: "...Однажды,- вспоминала Ефросинья Мироновна, - мы купили Любе хорошие туфельки. Но из школы она возвратилась в рваных тапках".
На вопрос, где же туфли, Люба ответила:
- Я их отдала Нине. Она сирота, у нее никого нет, ей никто не купит ничего, а у меня ведь есть другие, пусть старые.
Пустяк - дешевые детские туфельки? Да нет, не пустяк. Не забывайте, когда это было. Хотя страна уже вышла из бедности, до материального благополучия было еще далеко. Даже старшеклассники не стеснялись заплаток на одежде. Сейчас многие девочки вяжут себе модные платья и свитера. Тогда сызмала матери учили дочерей аккуратно штопать дырки на чулках да протершиеся рукава на кофточках. Вязали же в основном носки да варежки.
Обновки шили и покупали редко, и, конечно, новые туфли были для Любы праздником. Такой праздник она хотела бы подарить всем. Но всем - невозможно, и Люба выбрала ту, которой он был всего нужнее. Заметьте еще одну деталь: девочка не рассчитывает, что родители вновь купят ей туфли: "...у меня ведь есть другие, пусть старые". Пройдет время - и таким же образом она подарит несколько рубашек Григория Ильича. "У него есть еще, а там совсем нет".
...Если, как говорят, талант дается при рождении, значит, артисткой Люба родилась. Она была ею, когда строила рожицы перед зеркалом; когда, перевязав ленточкой у талии широкую юбку Ефросиньи Мироновны, кружилась по комнате; когда во время праздничных застолий приплясывала, притопывала и подпевала гостям.
Она любила изменять лицо, нанося грим. Угольком, карандашом, губной помадой - чем же еще? Так и этак укладывала свои белокурые волосы, примеряла очки, по-разному завязывала косынки, бантики.
Вера Яковлевна Греченкова, которая, уходя по делам, нередко оставляла маленьких девочек Надю и Розу у Шевцовых, вспоминала, как однажды встретила Любу: "Одетая в юбку из куска розовой материи, в синих очках и материной кофте, она прошла мимо нас - мы ее не узнали. Но она засмеялась, сняла очки, поздоровалась с нами, сказала, что с детьми все в порядке, и, пожелав доброго пути, ушла дальше.
...И купили. Да не один, а два: матери - серый, дочке - белый. Большие, мягкие, теплые. Каждая накинула свой платок на плечи и павой прошлась по комнате мимо сидящего за столом Григория Ильича. А ему перелицевали демисезонное пальто. Драп был толстый, добротный, пальто смотрелось, как новое.
- У дочки зимнее пальтишко совсем поизносилось, - напомнила Ефросинья Мироновна. - Надо бы новое.
Не так уж оно поизносилось, однако против нового Люба не возражала. Но не торопилась, ходила вдоль небогатых в ту пору магазинных прилавков, присматривалась. Съездила в Ворошиловград. И нашла. Любимый синий цвет; сидит, как будто на нее шили; воротник под котика оттенял белизну пухового платка.
...Платье получилось на славу. Чуть присобранная юбка подчеркивала тонкость и гибкость талии. Вокруг шеи - воротник из тонких воздушных кружев и такие же кружевные манжеты.
Люба впервые надела его на праздничный концерт в день Восьмого марта, и все было так, как в мечтах: яркие огни сцены, самозабвенный танец, после которого ее вызывали несколько раз. Устав танцевать, она спела одну из своих любимых песен: "Мой костер в тумане светит". Притих зал. В свете рампы золотились волосы на склоненной к гитаре Любиной голове. Огоньками блестели шелковые нити цветов на праздничном платье.
Это Любино платье - единственное - дошло до нашего времени.
А. С. Миронова вспоминала, как Любе в спецшколу передали из дому одежду и корзинку с домашним печеньем. Печеньем она щедро угощала, а когда надела модельные туфли и крепдешиновое платье в ярких цветах, все девчонки бегали смотреть и завидовали празднично-нарядной Любке. Она давала примерять и платье, и туфли. А если после окончания занятий выдавался часик-другой свободного времени и предполагались свидания, прогулки, танцы, девочки закрывались в комнате и приукрашивали себя, кто как мог.
"В то время какая была косметика? - рассказывает А. С. Миронова.- Тертый мел вместо пудры. Закопченное спичками стеклышко - вот тебе и краска для ресниц (этому научила девчат Люба). Да еще ножичком отвернуть ресницы - вот и готова красавица".
... Давайте попытаемся, основываясь на документах и воспоминаниях очевидцев, воссоздать жизнь и деятельность Любы Шевцовой в оккупированном Краснодоне. Восьмого сентября тысяча девятьсот сорок второго года она отметила свое восемнадцатилетие. Какой была Люба? Фотография дает о ней лишь приблизительное представление. Слегка приоткрыты в улыбке губы, аккуратно причесаны чуть волнистые темные волосы. А ведь они не были темными. И мы не видим на фотографии пронзительной голубизны глаз.
- Ну, расскажите поподробнее, как она выглядела,- часто просили Ефросинью Мироновну.- Красивая была?
- Ни,- отвечала она, мешая по давней привычке украинскую речь с русской,- не так уж красива, но дуже приемна...
Приятна, привлекательна, приглядчива. И обязательно упоминала, что умела Люба к каждому человеку подойти, поговорить, что доброты в ней много было. А в воспоминаниях о дочери она напишет:
"Люба не была красавицей, но привлекала к себе взоры каким-то светлым и радостным сиянием улыбки, шуткой и веселым своим характером. Локоны светло-русых волос красивого золотистого оттенка, на симпатичном белом лице, которое никогда не загорало, голубые глаза.
- Они у тебя просто цветут, как пролески,- удивлялась тетя,
Глаза открытые и чистые, черные брови и длинные, как будто кверху загнутые ресницы, а под глазами - маленькие-маленькие конопушечки - вот портрет Любы".
Ким Иванцов в книге "Краснодонские мальчишки" пишет:
"Во всем ее облике: и в ладной фигуре, и в располагающей к доверию улыбке, и в голубых глазах, в которых иногда появлялась задумчивость и в которые хотелось смотреть и смотреть, постоянно присутствовало что-то такое, что притягивало к ней сверстников, заставляло искать ее расположения".
3. Т. Нехвядович так вспоминает Любу в период оккупации:
"Вся броская, с яркими рыжеватыми волосами, красивая, с точеной фигуркой, модно одетая, Люба казалась необыкновенно артистичной".
...Перед первым концертом в клубе имени Горького Люба долго стояла у раскрытого шкафа, где на "плечиках" были аккуратно развешены платья, юбки, кофточки. Отдельно висели тёмно-синий костюм и купленное перед самой войной синее пальто. Она любила синий и голубой цвета: они шли к белокурым волосам, подчеркивали яркую голубизну глаз. В те годы всеобщей бедности в слово "модница" вкладывали резко отрицательный смысл, и назови ее кто-нибудь так, Любка ему не спустила бы. Но она с детства любила наряжаться, впрочем, в разные годы, конечно, по-разному. в школе носила берет набекрень, сдвигая то к правому, то к левому уху. Залихватский вид был в то время ее стилем. Зимой, упорно преодолевая настояния Ефросиньи Мироновны, отказывалась надевать теплое пальто, ходила в осеннем, коротком, похожем на куртку, и в шароварах. В них удобно было бегать, лазить, в них она чувствовала себя вольготно в любой отчаянной компании. Повзрослев, Люба стала использовать шаровары только для работы в огороде да отправляясь в колхоз или на субботник. Появились красивые платья. Августа Карповна Усачева, которая хорошо знала Любу, рассказывает:
"Рядом с клубом Горького, налево от входа, была танцплощадка. Почему-то мне особенно запомнился теплый вечер раннего лета сорок первого года. Возможно, потому, что был он одним из последних предвоенных, Играла музыка, в вальсе кружились пары. Было так красиво... Люба в белом платье с пышным бантом, в светлых туфельках. С кем она танцевала, не помню. А ее, легкую, стройную, какую-то воздушную, вижу, как сейчас.
Она всегда хорошо одевалась, все платья у нее были красивыми".
Впрочем, платьев у Любы насчитывалось не так и много. Просто она умела их обновлять воротниками, манжетами, бантами, пуговицами.
Не знаю, кто как, а я всегда испытываю трепетное чувство причастности к жизни давно ушедшего из мира человека, когда держу в руках его вещи. Зубная щетка, сахарница, две ложки, шелковый пионерский галстук. Белая, впрочем, уже пожелтевшая от времени блузочка с отложным воротником и четырьмя складочками на груди. А рядом большой кружевной воротник, один из тех, которыми Люба украшала свои платья. На тонкой темно-коричневой сеточке - выпуклый узор. Удивительно красивое сочетание кофейного, болотного, зеленого цветов. Такому воротнику позавидует, пожалуй, и современная модница.
А еще - огненно-вишневое платье. То самое, сшитое из подаренного отцу материала. У Любы оно в дни оккупации вызывало режущие воспоминания о далеком (а еще и двух лет не прошло с начала войны), счастливом (ценилось оно разве, это счастье?) прошлом. Платье ярким пятном выделялось среди приглушенной гаммы остальных вещей. Люба сняла его с плечиков, подошла к зеркалу. Решено! В этом платье из счастливого прошлого, символическом платье цвета вишни, мака, гвоздики, цвета огня и советского флага, она будет танцевать, как танцевала перед войной..."
http://www.molodguard.ru/book25.htm "...Последней пришла впервые Люба Шевцова. На ней было темное пальто. Стройная, милая. Светлые локоны вились из-под голубого, под цвет глаз, берета."
http://www.fire-of-war.ru/mg/popova-kniga.htm